Форум » Жизнь - это боль » "Things we couldn’t change" (G; drama, side-story; Хайнкель, ОFС) » Ответить
"Things we couldn’t change" (G; drama, side-story; Хайнкель, ОFС)
Annatary: НАЗВАНИЕ: Things we couldn’t change Автор: Annatary (anna-a-borodina@yandex.ru) РЕЙТИНГ: G ЖАНР: AU, OOC, drama, side-story. СТАТУС: закончено ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Хайнкель, Клара (ОFС) ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: пожалуй, нет. ОПИСАНИЕ: очередная зарисовка, vignette, side-story. «Простить – значит понять?» ОТ АВТОРА: а кто сказал, что у Хайнкель нет родни? Причем не самой лучшей. [off]А на самом деле все срисовано с натуры. Да, я не могу и не умею «не-переносить» реальные сюжеты в фанфики.[/off] Things we couldn’t change - Сестра Вольф! - оторванная от мысленного составления «отчета о поездке» Максвеллу Хайнкель обернулась на оклик. Молоденькая послушница из секретариата, смущенно потупившись, догнала ее и протянула конверт. – Вам письмо. С утра доставили курьером. «Мне? – про себя удивилась наемница, разглядев на конверте, рядом со штемпелем «Проверено» свое имя. – И кто бы мог мне письма писать?» - Спасибо, - сдержанно кивнула она, забирая конверт. - Пожалуйста, - порывисто поклонилась послушница, явно робея перед покрытой пылью и все еще встрепанной после последней «переделки» оперативницей. – Рада, что смогла «поймать» вас. Впрочем, неожиданные письма – неожиданными письмами, а глава XIII дивизиона очень не любил, чтобы оперативники задерживались с докладами о проведенных операциях. Скривившись в ожидании очередного разноса, Вольф сунула конверт в карман плаща и зашагала в сторону епископского кабинета. «Проклятье! В следующий раз с меня сдерут штраф за то, что я не из рогатки, а из автомата очередную кодлу расстреляю?! Вот мать твою, Энрико, за пазуху и за шиворот!» - бессильно чертыхалась «искариотка», выходя во внутренний дворик покурить. Что могло удовлетворить Максвелла так, чтобы он счел задание выполненным «на отлично», она уже и предположить не могла. У нее складывалось неприятное ощущение, что – ничего в мире сущем. Все, что только взбредало в голову епископу, он использовал в качестве аргументов для того, чтобы заплатить поменьше, сославшись на некачественно выполненную работу. Зашарив по карманам в поисках пачки и зажигалки, Хайнкель одновременно с сигаретами наткнулась и на, забытый было в суматохе, конверт. Еще раз удивленно посмотрев на свое имя и озадачившись тем, кто мог бы слать ей депеши, да еще и с нарочным, Вольф прикурила и распотрошила письмо. «Здравствуй, Кель. Я знаю, что мы давно уже не виделись. Буду ждать тебя в ресторане «Apuleius» в четыре часа пополудни. Пожалуйста, приходи. Клара». Хайнкель ошарашенно уставилась на четыре строчки, написанные знакомым с детства почерком, даже забыв стряхивать пепел с сигареты. «Вот дьявол! – приглушенно ругнулась она, взглянув на часы – без десяти четыре. – Я за десять минут точно не успею доехать до улицы Храма Дианы!» Последнюю мысль она уже додумывала на ходу, выдергивая из кармана ключи от машины. *** «Ну и зачем я приехала? – Вольф еще раз посмотрела на часы, которые послушно показали четверть пятого. – Я столько лет старалась не ворошить призраки прошлого, а теперь…» Но наемница была не из тех людей, что останавливаются на полдороги. Раз уж приехала, то надо и войти. «Искариотка» мягко хлопнула дверцей припаркованной у ресторана машины и направилась к дверям. - Buongiorno, signorina, - молодой человек в униформе от усердия готов был рассыпаться прахом у облаченных в тяжелые армейские ботинки стоп посетительницы. – Я так сожалею, но все столики заняты. Может быть, вы сочтете возможным подождать, пока что-нибудь освободится, в баре? - Меня должны ждать, - негромко проронила Вольф. - Ваше имя, синьорина? - Хайнкель, - еще тише ответила она. - Одну секунду, синьорина, - швейцар зашуршал бумагами. – О да, конечно! Вас ожидают. Позвольте проводить, - и согнулся в поклоне. *** - Вам сюда, - еще раз поклонился услужливый швейцар, откидывая тяжелую бархатную портьеру в отдельный, даже не кабинет, а целый зал с камином. Наемница шагнула внутрь и замерла на пороге. Во всем зале был занят лишь один столик, за которым сидела такая же светловолосая, как она сама, но только голубоглазая девушка. *** - Здравствуй, Кель, - негромко поздоровалась блондинка, - давно мы не виделись. - Как. Ты. Меня. Нашла? – несмотря на письмо, «искариотка» испытала легкий шок, увидев ту, кого уже лет восемь не встречала и не получала ни одной весточки. Хайнкель не нашла ничего лучше, как пройти и сесть напротив радушно улыбавшейся девицы. - Ну-уу-у, все довольно просто, - улыбнулась та, отпивая маленький глоток из бокала с вином. – Я увидела тебя на фото, - с этими словами она протянула Вольф газету, где на второй полосе был репортаж об очередном публичном воззвании Папы Римского с фотографией. За спиной понтифика маячил Максвелл, а за его плечом – на заднем плане – размыто, но виднелось лицо самой наемницы, присутствовавшей на мероприятии в роли телохранителя епископа. – Не скажу, что ты особенно хорошо вышла, но это лучше, чем многолетнее молчание, не так ли? – она улыбнулась, прикрыв кромкой бокала ехидство. - И что тебе от меня надо? – Хайнкель брезгливо отодвинула газету. За плечом вышколенно вытянулся официант, протягивая новой посетительнице меню. - Не будь такой суровой, - мурлыкнула ее собеседница. – Закажи себе что-нибудь. Поверь, кухня здесь великолепна. И за мой счет, разумеется. - Двойной эспрессо, отдельным счетом, спасибо, - буркнула наемница, даже не открывая меню, поняв, что от официанта просто так не отделаться. - И порцию фисташкового мороженого, - быстро добавила девушка. – Ты же всегда его любила. - Итак, - проводив кивнувшего гарсона хмурым взглядом, снова обернулась к блондинке Хайнкель, - ты мне не ответила. - О господи, Кель! – в притворном негодовании всплеснула та руками. – Мне? Что-то от тебя надо? Да ничего мне от тебя не надо! Наоборот, это я тебе хотела кое-что предложить… - И что же? – «искариотка» прикурила сигарету и откинулась на спинку стула. – Что ты хочешь мне предложить, дорогая моя? – сарказма в словах было – хоть ложкой черпай. - Ну, Кель, понимаешь, я чувствую себя так неловко, что столько лет не давала знать о себе… - замялась ее собеседница. - Не смей называть меня «Кель», - понижая голос, прошипела Вольф. - … столько всего случилось за эти годы… - попыталась продолжить девушка, - пойми… - заготовленные заранее слова и реплики рассыпались в пыль под безжалостно-пронзительным взглядом наемницы. «Господи, чем я так провинилась перед тобой, что ты снова посылаешь мне Клару?» - взмолилась про себя Вольф. - Что я должна понять? – процедила Хайнкель, сверля взглядом сидящую напротив девицу, так похожую на нее. – Что именно я должна понять, моя ненаглядная сестрица Клара? Подскажи мне, тупой? Что? - Но, Ке… Хайнкель, - поправилась та, смутившись под очередным злым взглядом серых глаз, - пойми, я просто… я старалась устроить свою жизнь… я не хочу, чтобы ты… я хочу наладить наши отношения, правда… - Да? – неискренне удивилась «искариотка», взмахом руки отсылая официанта, принесшего чашку кофе и вазочку с мороженым. – Наладить отношения? Как это мило! – уже не в силах сдерживаться, Хайнкель до хруста сжала фарфоровую ручку, чувствуя, что если не чашку стискивать, то она за пистолет схватится. - А ты хоть раз поинтересовалась, что было раньше? Почему, например, я бросила колледж? - Ты сказала, что нашла работу, - сдавленно попыталась парировать Клара. – Хорошую работу, чтобы была возможность оплатить долги нашей семьи. - Да! – чашка жалобно звякнула о блюдце. – Нашла! А ты хоть раз спросила, что это за работа?! Ты хоть раз узнала, откуда я беру деньги на твои наряды?! Ты закончила колледж и вышла замуж. Хорошо вышла – за успешного бизнесмена! – голос зазвенел, эхом отскакивая от стен зала. – Ты, дорогая моя, всегда имела все, что тебе заблагорассудится! Чтобы всегда выглядеть лучше всех, чтобы не думать ни о чем! И у тебя, судя по всему, все и так теперь хорошо! А хочешь узнать откуда?! - Кель… - Не смей так меня называть! – вскипела Вольф, резко ударив кулаком по столу. – Ты потеряла это право еще тогда, когда вышла замуж и пропала из поля зрения. Ты даже не приехала на похороны папы и мамы. Ты исчезла в своем прекрасно-богатом мире, улыбнувшись нам напоследок с пришедших по почте фотографий своей свадьбы где-то на тропических островах. Свадьбы, на которую никого из нас ты не позвала! Ни маму, ни папу, ни меня. - Но… - Что за такое «но»? «Но» - все было так пафосно и богато, что мы бы не смотрелись на торжестве? «Но» - твой муж не хотел иметь ничего общего с бедным австрийским торговцем? «Но» - ты даже не хотела знать, как я добывала деньги на то, чтобы ты выглядела «королевой» среди всех студенток? - Но… Хайнкель… - Что – Хайнкель? – как-то внезапно сломленно и устало переспросила наемница. – Что – Хайнкель? – горьковатый, как кофе в так и не пригубленной чашке, поток воспоминаний захлестнул. – Слушай и очень внимательно. Я не просто нашла работу тогда, когда бросила колледж. Я стала убийцей. Я стала убивать, потому что за это хорошо платили. Ты понимаешь, что это означает? Нет, думаю – нет. Но тогда мне было все равно. Мне надо было добыть деньги. Расплатиться с долгами отца и поставить тебя – младшую сестру – на ноги. Я так радовалась, когда ты удачно вышла замуж – я думала, что и ты теперь сможешь нам помогать. Но ты исчезла с горизонта, послав нам пару открыток со своей свадьбы… И все осталось по-прежнему. Я убивала, чтобы выжить, и чтобы было на что жить матери и отцу. А ты просто испарилась, оставив нас разбираться со всеми проблемами… Ты даже не приехала ни на одни похороны. - Хайнкель, - попыталась сдержать дрожь в голосе Клара, - но теперь все может поменяться. Тебе больше не надо быть наемницей, - она торопливо выговаривала слова, словно опасаясь не успеть, пока Вольф снова не прервет ее. – Что было, то прошло. Я знаю, что совершила ошибку. Но теперь остались только мы с тобой, родителей уже не вернуть. Так позволь мне позаботиться о тебе так, как ты заботилась обо мне. У меня достаточно денег, чтобы ты больше никогда не работала, чтобы купить все, что тебе угодно, чтобы тебе никогда не пришлось вспоминать, как спускать курок! - Купить? – горько усмехнулась Хайнкель. – Это можно. Мои услуги можно купить. Любые. Наемники не выбирают работу – они ее получают. Ты вполне сможешь купить мои услуги, мои рефлексы, мою реакцию. Но мое отношение к тебе ты уже никогда не купишь. А поэтому, - она поднялась со стула, - исчезни, Клара Вольф, из моей жизни – раз и навсегда. И никогда не возвращайся больше. Уходи, Клархен, и благодари всех святых, что я не застрелила тебя прямо тут. После того, что ты сделала, мне это совсем не трудно. - Хайнкель… - умоляющий голос сестры заставил ее обернуться уже у самого порога зала, - но мы же можем наладить отношения? Прости меня, и все будет так, как должно быть. - Разве я непонятно выразилась? – усмехнулась наемница. – Клара, ты бросила нас тогда, когда нам - мне, маме и папе - нужна была помощь. Ты не появилась тогда, когда умирал отец, ты не пришла тогда, когда вслед за ним уходила мама, не в силах выдержать этой потери, ты ничего не сделала тогда, когда я продавала себя, ради того, чтобы у тебя были лучшие шмотки среди одноклассниц, когда я платила за твое обучение и твои «гулянки». И теперь ты хочешь «наладить отношения» и «простить»? Клара, я считала тебя умнее. Извини, но я – не Иисус, и даже не святая Мария Магдалина, чтобы простить такое. - Я могу хотя бы тебе обеспечить безбедную жизнь! Мы же родные сестры! Ты должна меня простить! - Нет. Не надо. Я уже и так привыкла сама себя обеспечивать. Твои деньги мне не нужны. Наслаждайся ими, как ты делала много лет. Есть вещи, которые ни ты, ни я не в силах поменять. Простит тебя Бог, за то, как ты «устраивала свою жизнь», не оборачиваясь ни на кого из тех, кто был рядом. А я – не Он, чтобы прощать. Исчезни, Клархен, и никогда не возникай больше в моей жизни. В следующий раз я могу и не сдержать соблазна нажать на спуск. Хайнкель дернула портьеру и вышла из ресторана. «Простить – значит понять, - горько подумала про себя «искариотка», садясь в машину. – Я – не Он. Я не могу понять, почему. Почему она поступила так, как поступила. Но если она – моя родная сестра, значит ли это, что я должна простить все? Так если сказано, что воздаваться должно не по грехам, но по милосердию, значит ли это, что я должна быть к своей родной сестре более милосердна, чем к кому-либо другому? Господь наш милосердный, охрани нас от искуса греховного и наставь на путь истинный. Пусть каждому воздастся не по грехам его, но по милосердию твоему, - перекрестилась Хайнкель, вознося молитву к вечереющему небу. – Но пусть не минует никого из отступников кара твоя». *** - Сестра Вольф, вам снова письмо! – очередная послушница протянула оперативнице конверт. – Снова курьером. Просили передать лично в руки. - Спасибо, - Хайнкель, не колеблясь, отправила послание в подвернувшийся под руку шредер, едва разглядев знакомый почерк на конверте. – С последующими можете поступить точно так же. «Есть вещи, которые мы не в силах изменить. И есть те поступки, которые мы тоже не можем ни вернуть, ни понять, ни простить. Я не могу. Бог пусть решает по-своему, но я - не могу».
Ответов - 4
Фьоре Валентинэ: Просто в цитатник... вроде бы такой достаточно популярный в романтической литературе сюжет, но так сильно и эмоционально прописан, что запомнился
Светозарное Лео: мне понравилось. диалог очень живо написан. читалось на одном дыхании. Тари, из-под твоего пера выходит совсем неканоничная Хайнкель. она у тебя не просто живая машина для убийства, но живой человек, со своим ангстом. только я так и не поняла (прости меня, непутевую), за что оштрафовал ее Максвелл. И при чем тут рогатка. и вот здесь: на, забытый было в суматохе, конверт. мне кажется, не следует запятыми выделять причастный оборот. он ведь стоит перед определяемым словом, а не после. но всё это лирика. в целом же, повторюсь, дико эмоционально всё написано.
Annatary: Фьоре Валентинэ, спасибо! Безумно рада, что тебе понравилось! Светозарное Лео, а я на канон никогда и не претендую))) Для меня мои персонажи - это живые люди, которые думают, чувствуют, переживают, со своими историями и возможными проблемами. Как очень метко и прятно для меня, как автора, отозвалась Шини: "Хайнкель не равно держалка для пистолетов". Светозарное Лео пишет: только я так и не поняла (прости меня, непутевую), за что оштрафовал ее Максвелл. И при чем тут рогатка. не, просто я тут "поигралась" на довольно заезженном штампе, пришедшем еще из оригинального "Кроссфайра" о том, что Энрико постоянно ругает Вольф за "шумно и грязно" сделанную работу. И "рогатка" туда же))) Дескать, опять он ее отругал и оштрафовал за лишнюю стрельбу на задании. Про не следует запятыми выделять причастный оборот. он ведь стоит перед определяемым словом, а не после. Я знаю и помню это правило, но сознательно выделила этот оборот, упирая на "забытость" и некоторую удивленность Хайнкель от обнаружения в кармане какого-то-там конверта. Но, это тоже все лирика. Я очень рада, что тебе и Фьоре понравилось.
Фьоре Валентинэ: не, просто я тут "поигралась" на довольно заезженном штампе, пришедшем еще из оригинального "Кроссфайра" о том, что Энрико постоянно ругает Вольф за "шумно и грязно" сделанную работу. И "рогатка" туда же))) Дескать, опять он ее отругал и оштрафовал за лишнюю стрельбу на задании. ой, я не читала "Перекрёстный огонь" полностью А после фразы про реальность в "от автора" вспомнила про нашу российскую бюрократию Х)) Я очень рада, что тебе и Фьоре понравилось. А я-то как рада Х)
полная версия страницы