Форум » Жизнь - это боль » Письмо Майкла Пикмена (ангст; G; НМП, Алукард, Интегра) » Ответить
Письмо Майкла Пикмена (ангст; G; НМП, Алукард, Интегра)
helltiapa: Название: Письмо Майкла Пикмена, бывшего солдата организации "Хеллсинг" (нечто вроде объяснительной записки). Автор: helldogtiapa. Жанр: ангст. Рейтинг: G. Персонажи: Майкл Пикмен, Алукард, Интегра. Прошел месяц с тех пор, как мое прошение об отставке было удовлетворено, и я по доброй воле не стал бы вспоминать о событиях, вынудивших меня принять такое решение. Однако до меня дошли слухи, что полковник Фергюссон тяжело пережил мой уход, расценив его как попытку найти более выгодное место работы и, в конечном счете, как предательство. Нам с полковником довелось многое пережить вместе, и мне не хотелось бы, чтобы он думал обо мне хуже, чем есть на самом деле. Только поэтому я пишу это письмо, пытаясь объяснить причины, побудившие меня оставить организацию. Впрочем, и сейчас я не уверен, что письмо это будет отослано. Не знаю, возможно, будет лучше, если Фергюссон останется при своем мнении относительно моего поступка и не узнает подлинных его причин? Клянусь, что покинуть организацию меня побудили вовсе не меркантильные соображения. Я отдал «Хеллсингу» пятнадцать лет своей жизни – пятнадцать лучших лет. Мне было двадцать три года, когда по рекомендации командования я был зачислен в оперативный штат, и я был тогда ничего не понимающим в жизни сопляком. Сейчас мне тридцать восемь, и я понимаю даже слишком много. В том числе я понимаю, что «Хеллсинг» стал для меня домом и семьей, и что больше никогда и нигде у меня не будет такого дома и такой семьи. Тем не менее я не жалею о своем решении и по-прежнему не намерен поддерживать отношения ни с кем из старых друзей. Я просто не могу поступить иначе. Я в некотором замешательстве: сам я прекрасно понимаю, что заставило меня просить об отставке, но не совсем представляю, как изложить это на бумаге. Я попробую просто подробно описать вечер, который стал поворотным в моей карьере. Возможно, это и будет лучшим объяснением. Аналитический отдел опять нам подгадил. Все, кому по долгу службы приходится работать с аналитиками, поймут, почему я говорю «опять». Кто-то что-то перепутал, забыл или просто не проверил, а расплачиваться за это пришлось оперативному составу и, к сожалению, не деньгами. К приказу об уничтожении склада фрик-чипов прилагалась аналитическая справка, в которой утверждалось, что моего подразделения будет более чем достаточно для выполнения этого задания. Когда мы весьма легкомысленно влетели на склад, выяснилось, что это не так. Противник по численности превосходил нас в несколько раз. Нас взяли в окружение, лишив возможности быстро отойти на исходную и вызвать подкрепление. Нам удалось на время закрепиться в каком-то внутреннем помещении. Разумеется, мы запросили на базе подкрепление, но не было никакой надежды, что, когда помощь придет, здесь еще будет, кого спасать. Мы дрались, постепенно сдавали позиции – и умирали. И в тот момент, когда я окончательно уверился, что мы все подохнем здесь в темноте, глупо и бесславно, и аналитикам нашим, скорее всего, ничего за это не будет – в этот момент, как в финале третьесортного фильма, прибыла кавалерия. На сцене возник Алукард – и все очень быстро закончилось. - Я опоздал? – спросил Алукард. Я посмотрел на заваленную телами комнату, на двух уцелевших в бою товарищей – двух из тридцати. - Да, - сказал я, - опоздал. Он засмеялся. У него весьма оригинальное чувство юмора. Во всяком случае, мне ни разу не удалось понять, что именно его веселит. Однако в этот раз я упал на удачно подвернувшийся под меня стул и тоже начал смеяться – от шока. Хокинс, мой хороший друг, сидел, привалившись к стене, и что-то бормотал – молился, по-моему. Другой выживший – Бекс – светя фонарем, рассматривал свою руку. Кажется, он плохо понимал, что вокруг происходит. Я пригляделся и увидел на тыльной стороне его кисти красный след укуса. Это означало, что всего на операции выжило двое – Хокинс и я. - Эй, солдат, - позвал Алукард. Бекс поднял на него взгляд, и Алукард прострелил его глаз. Я перестал смеяться, а Хокинс, похоже, был сейчас не в том настроении, чтобы реагировать на происходящее. - Похоже, капитан Пикмен, ты только что угробил свой взвод, - сказал вампир и снова засмеялся – таким смехом, что я слегка испугался, не пристрелил бы он до кучи и нас с Хокинсом. Когда я был маленьким, у меня было доброе сердце. Я любил всех живых тварей, независимо от их видовой принадлежности, и горячо переживал их трудности. Например, я жалел червяков, которые во время дождя выползают из земли, чтобы погибнуть под ногами и колесами или еще от каких-то причин. Я плакал над этими червяками, скидывал их с дорожек в траву, даже пытался закапывать обратно в землю. Думаю, я так переживал из-за них, потому что не очень-то понимал разницу между мной и червяком. Мы оба были живыми, и, следовательно, равными. Это продолжалось примерно до шести лет, а потом я внезапно, сразу перестал сочувствовать червякам. Когда я видел их, раздавленных и дохлых, я механически думал «Бедные червяки!», но мне не было их жалко. Видимо, я осознал, что мы стоим на слишком разных ступенях развития, чтобы проблемы червяков могли меня огорчать. Почему я об этом вспомнил? Потому что Алукард смотрел на меня, и на Хокинса, и на наших мертвецов так, как я смотрел на червяков. Очевидно, в его представлении мы с ним стояли на слишком далеких друг от друга ступенях развития, чтобы он мог сопереживать мне. Я услышал, как снаружи завыла сирена – подкрепление, наконец, прибыло. В коридоре застучали ботинки, замелькали фонари, а затем в комнату вошел мой командир, леди Интегра Вингейтс Хеллсинг. По идее, мне следовало встать и отдать ей честь, но я как-то не сообразил, не то у меня в тот момент было состояние, чтобы помнить о субординации. Леди Хеллсинг обвела взглядом помещение, и мне показалось в слабом свете фонаря, что ее лицо слегка дрогнуло. Показалось, наверное, потому что, когда она заговорила, голос у нее был ледяной. - Доложи обстановку, - приказала она Алукарду. Но тот поглядел на меня, и я наконец вспомнил, что, проваленная или нет, это все-таки была моя миссия, и я по-прежнему за нее отвечаю. Поэтому я поднялся, взял под козырек и рассказал ей все, что думаю о нашем аналитическом отделе. Возможно, в чересчур крепких выражениях, но зато от всей души. - Я разберусь с этим, - кивнула она, - не беспокойтесь, виновные будут найдены и понесут наказание. Она шагнула вперед, приглядываясь к Хокинсу, споткнулась в темноте и покачнулась. Алукард тут же подхватил ее под локоть, и в этом жесте было что-то невероятно интимное. Мне ни к селу, ни к городу вспомнился пасмурный осенний день, имевший место недели три назад. Мы – человек шесть – совершенно без дела паслись на внутреннем дворе замка, болтали и смотрели, как леди Хеллсинг устраивает выволочку новобранцам. Алукард стоял у нее за плечом и, поскольку моросил дождь, держал над ней зонт. Закончив раздавать выговоры, она резко развернулась, и они оба двинулись в замок – бок о бок, под одним зонтом. Это так напоминало сцену из какой-нибудь слезливой мелодрамы, что в нашем кругу тут же вспыхнуло обсуждение нежных чувств между Красавицей и Чудовищем. Я сталкивался с этим во всех подразделениях, в которых служил: чем большим уважением пользуется командир, тем с большей охотой солдаты будут сплетничать и перемывать ему кости. Своеобразный индекс популярности, можно сказать. Я краем уха прислушивался к чужим остротам и размышлял об отношениях леди Хеллсинг и Алукарда – о тех отношениях, которые имели место на самом деле. Эти двое как-то так держались друг с другом, что на первый взгляд казались любовниками, а после второго, более пристального, взгляда становилось совершенно очевидно, что между ними ничего нет, и никогда ничего не будет – ничего такого, что может закончиться свадьбой. Истинная природа их отношений от меня ускользала – да и, собственно, это было не мое дело. Я так задумался, что не заметил, как ко мне подгреб мой хороший друг Питер Спарки. В нашей компании он больше известен под именем Мозговед, так как на гражданке ухитрился закончить факультет психологии. Причудливо иногда складывается человеческая судьба. Мозговед тоже смотрел вслед удаляющейся паре. - Друг Пикмен, - сказал он. – Ты никогда не задумывался о том, как тяжело, должно быть, приходится нашей Железной Леди? Я заверил его, что ничего об этом не знаю, но с радостью выслушаю его соображения. - Подумай, - продолжал он, - как тяжело постоянно видеть рядом с собой могущество. Бесконечное могущество, силу, власть, бессмертие, если хочешь. Видеть и знать, что ты заслуживаешь этого, имеешь на это право, и протяни ты руку – это станет твоим. И при этом понимать, что руку ты не протянешь никогда. Я понял, что он имеет в виду, и заметил, что не вижу причин, которые помешают леди Хеллсинг однажды протянуть руку, чтобы взять причитающееся. - Ты не понимаешь ее логики, Пикмен, - покачал головой Мозговед. – Для того, чтобы стать могущественной, она должна уступить чудовищу… и стать чудовищем. На это она никогда не пойдет, Пикмен, это противоречит ее жизненным принципам. Нет, она обречена жить в шаге от могущества и ни разу не воспользоваться им. Я сказал, что, по моему мнению, он чересчур сгущает краски. Жизненные принципы со временем меняются. - Это не тот случай, - ответил он. – Впрочем, время нас рассудит, Пикмен. Но, верь мне, она никогда не примет его предложение. Я даже не знаю, кого здесь жальчее: Красавицу или Чудовище. Шекспировская трагедия, а? Все это я вспомнил за одно короткое мгновение, увидев, как Алукард поддержал свою хозяйку под локоть. А бедняга Мозговед, кстати, тоже был где-то здесь, только из-за темноты я не мог разглядеть его среди прочих тел. - Вы исполнили свой долг, джентльмены, - сказала леди Интегра, вернув меня в реальность. – От имени организации я благодарю вас. По возвращении я подпишу приказы о вашем награждении. И все погибшие на операции будут награждены посмертно. Она еще раз окинула взглядом комнату – и двадцать девять мертвых бойцов «Хеллсинга». Перекрестилась. Я на секунду встретился с ней взглядом. Я прочел то, что было в ее глазах. Она развернулась, и они ушли – чудовище и хозяин чудовища, и Алукард по-прежнему поддерживал ее под локоть. Они могли бы быть чудесной парой, но – не были. А потом я помог Хокинсу подняться, и мы ушли тоже. Мы вернулись в штаб, и я напился как свинья. А утром подал прошение об отставке. Почему, вы спросите? Потому что я видел ее глаза. Потому что я знаю, что было в ее глазах, когда она смотрела на моих мертвых друзей. Потому что ее взгляд говорил: «Бедные червяки!». Быть может, она действительно никогда не протянет руку за своим могуществом. На самом деле это не имеет никакого значения, потому что она все равно уже проиграла. Пусть она никогда не станет чудовищем. Достаточно того, что она перестала быть человеком. Наверное, я не прав. Ведь мы, солдаты «Хеллсинга», служим не отдельным людям, а Англии и Ее Величеству. Но я, лично я, капитан Майкл Пикмен, служил прежде всего Человеку, который посмел бросить вызов Чудовищам. И я не счел возможным остаться, когда увидел, что этого Человека больше нет. Я ни в чем не обвиняю леди Хеллсинг, кто я такой, чтобы обвинять ее. Я по-прежнему уважаю ее, преклоняюсь перед ее силой, мужеством и самоотверженностью. Но я не хочу и не буду служить оборотню в человеческой личине. Это все, что я могу сказать по поводу своего ухода. Прошу прощения, если у меня плохо получилось объясниться, но мне нечего добавить. капитан Майкл Пикмен, бывший солдат «Хеллсинга», верный слуга Ее Величества.
Ответов - 2
Фьоре Валентинэ: Меня слегка смутила этакая прочувственность слога у солдата, который явно только школу и закончил) Не знаю, конечно, может, это талант)) Но красиво) Я даже ошибок не видела)
НатаЛи: Понравилось. Хорошее сравнение.
полная версия страницы