Форум » All you need is love » "Эскорт" (NC-17; PWP, Romance; Абрахам/Ледикард), авторы Levian & Melissa » Ответить
"Эскорт" (NC-17; PWP, Romance; Абрахам/Ледикард), авторы Levian & Melissa
Melissa: Название: Эскорт Авторы: Levian & Melissa Бета: те же Герои: Абрахам/Алукард (Ледикард) Рейтинг: NC-17 Жанр: PWP, Romance Тип: слеш (фактически гет) Отказ: Все права на персонажей «Хеллсинга» принадлежат Коте Хирано и тем, кому они принадлежат. Саммари: Когда Алукард узнал, в каком виде он должен сопровождать Хозяина, он не удивился. Удивляться он стал потом. Предупреждение: смена пола, фактически — гет. Примечание: Написано на Hellsing Fest на заявку: Абрахам Хеллсинг | Алукард (Ледикард) "Как давно у тебя не было женщины, Хозяин?" Y! NH! Арт заявки: http://alexchatte.deviantart.com/art/Gentelmen-prefer-brunets-167591897
Ответов - 3
Melissa: — Вам не стоило идти со мной. Я бы и сам справился. — Мне нужно было всё узнать самому. — Ваш шрам достаточно примелькался. Я предупреждал, что вам нельзя… — Не зарывайся. — Простите, Хозяин. Но держитесь у меня за спиной. Абрахам кивнул и поморщился, словно ему уже до зубовного скрежета надоела опека слуги. Но по-другому Алукард не мог: где-то поблизости всё еще оставались его сородичи… нет, враги Хозяина. Дверь за поворотом, за ней кто-то был. Не то пара людей, не то совсем молодых вампиров. Тяжелый вздох за спиной заставил его обернуться, но Абрахам со странной гримасой лишь махнул рукой: идём дальше. Они уже почти закончили проверять особняк, хоть и не планировали этого вначале. По крайней мере, он предполагал, что не планировали — иначе бы Хозяин предложил ему что-нибудь поудобнее, чем пышное платье, пистолеты из-под которого он смог достать, только сорвав с себя юбку. Так получилось, что сорвать вместе с лифом. Изумлённо распахнувшиеся в тот миг глаза ван Хелсинга Алукард до сих пор вспоминал с улыбкой. Мягко нажав на ручку двери, немертвый вошел в комнату. Два выстрела, две кучки пепла на диванчике: одна повыше и побольше, можно сказать, что солидная, вторая — совсем крохотная, хрупкая, как девочка, что успела напоследок бросить испуганный взгляд в сторону двери. Такое чувство, что она удивилась не своей смерти, а что кому-то хватило бестактности потревожить уединившуюся в одной из гостевых спален пару. Зайдя вслед за Алукардом, Абрахам огляделся, поморщившись при виде кровати под пышным балдахином, ваз с розами, источавшими резкий приторный аромат, и распахнутой книжки турецких миниатюр. Остро запахло порохом и тленом. — Эти были последними, Алукард? — Думаю, да. Я больше никого не чувствую, — вампир острым носком дамской туфельки растёр по ковру серый прах, потом бесстыдно потянулся — в вырезе рубашки мелькнули небольшие крепкие груди — и шагнул к окну. — Прекрасная была ночь, правда, Хозяин? Абрахам поморщился: раскрепощённость носферату его раздражала. Не должен был тот расхаживать по дому в атласных мужских панталонах и наброшенной на голое тело окровавленной рубашке. Его жена бы себе никогда такого не позволила. Никогда. Он неосознанно потянулся поправить сдавивший шею галстук, с бесстрастностью врача отметив, что сердце делает чуть ли не больше ста сорока ударов. Вчера не стоило пропускать пару стаканчиков на ночь, ещё Джон предупреждал, что эти пилюли нельзя запивать виски. Да и сам ван Хелсинг это знал, как никто другой. Он глубоко вздохнул, и тотчас в нос ударили запахи мёртвечины и крови; он пошатнулся и осел на кровать. До того, как закрылись глаза, он успел заметить, что Алукард тенью метнулся к нему, но револьвер Абрахам выхватить уже не успел. Алукард почти встревожился. До сих пор человек никогда не показывал слабости — при нём не показывал, — но сейчас, так получалось, вампир мог делать с безвольным телом Хозяина всё, что угодно. Но не хотел. Не из-за печати, а по вине странного чувства, что исчезни Абрахам, само его существование потеряет смысл. Неуютное ощущение для всесильного в прошлом вампира, беспокойное и царапающее. Избавиться от него можно было легко, но ван Хелсинг никогда не позволил бы ему завести питомицу или питомца. Три невесты, три драгоценнейших цветка, какие он нашел среди сорняков простого люда, остались в далеком прошлом, на пепелище замка. — Хозяин? — негромко позвал он, с неудовольствием заметив синеватую бледность кожи. Это было нехорошо. — Хозяин, вы меня слышите? Ответа не последовало. Тогда он провёл ладонью от пересечённого парой глубоких морщин лба до плотно сжатых губ, погладил уродовавший щеку шрам, легко подул на веки. Человеку нужно было отдохнуть. Как он и хотел, обморок перешёл в сон, но слишком крепкий. Алукард недовольно поморщился. Прошло уже часа два, и за окном давно рассвело. Но как бы он ни хотел спать, он не имел на это права, пока они находятся здесь. Поднявшись с дивана, он бросил пистолеты в изножье кровати и присел рядом с Хозяином, собираясь и дальше ждать, сколько понадобится. Ван Хелсинг проспал до полудня. Беспокойно хмурился, невнятно что-то ворчал, будто до сих пор выговаривал своему вампиру, что тот виноват в проваленной операции. Или даже во сне досадовал, что не успел своими глазами (рассказам Алукарда он не верил в принципе) увидеть общество вампиров изнутри. Общество. Алукард не знал, можно ли было назвать сбившуюся кучку обитателей этого гнезда обществом. Слишком отличались подобные группки от обычных вампиров, предпочитающих делить вечность только со своими питомцами. И Хозяевами. Но вот Абрахам пошевелился. — Вы спали несколько часов, — коротко заметил Алукард, увидев, что человек приоткрыл глаза. — Вам лучше? Но ни ответа, ни приказания, ни вопроса не последовало. Странно. Словно Абрахам до сих пор не мог выйти из-под легкого внушения. — Хозяин, вам лучше? — настойчиво повторил он и склонился к лицу человека, внимательно глядя в мутные спросонья глаза. Положив ладонь ему на лоб, Алукард ощутил капельки пота на коже и, запоздало вспомнив, что люди более теплокровны, начал развязывать петлю галстука на шее Абрахама. Плащ и пиджак тоже не помешало бы снять. Абрахам вздрогнул и слабо застонал. Странное дело: он спал, он понимал, что спит, но разграничить, когда закончилась явь и начался душный вязкий кошмар, не мог. Возможно, и не было визита в обиталище вампиров, не было постыдного обморока от болезни, а сам он лишь досадно задремал в собственной библиотеке. Резкий запах тепличных роз немного отрезвил — дурной сон перетекал в хороший, какие приходят под утро, перед самым рассветом. Прищурившись, он различил склонившуюся к нему женщину, её длинные чёрные волосы падали ему на грудь, тонкие прохладные пальцы поглаживали его шею, алые губы что-то шептали. Капризный изгиб её рта вызывал в нём что-то похожее на отвращение — хотелось, чтобы тот перестал кривиться в усмешке, а острый красный язычок спрятался за ровными белыми зубами. Солнечный лучик, скользнувший по бледному лицу леди, заставил её поморщиться и с шипением отшатнуться. Алукард! Охваченный гневом, Абрахам вскинул руку, сгрёб в кулак шелковистые пряди и с силой дёрнул вампира на себя. Алукард задушенно выдохнул, сдержав прямо-таки просящийся к роли тонкий вскрик. Никогда раньше он не видел, чтобы жертва гипноза была столь агрессивной. Вялой, заторможенной, иногда дезориентированной, но чтобы нападать на него — такого не было. Возможно, он и не имел права расстегивать даже пиджак, что уж говорить о рубашке, но даже не успел оправдаться, когда его перехватили за горло и опрокинули навзничь. Хрипя под тяжестью Абрахама, он попытался вырваться, не понимая, что случилось с человеком, который, такое чувство, готов был в сердце немертвому серебряный кинжал вонзить, будь тот у него под рукой. Поняв, что сопротивление только злит ван Хелсинга, Алукард замер, с трудом сглатывая: локоть, пережавший его шею, с легкостью сломал бы трахею, будь он обычным человеком. — Хозяин… я лишь хотел… помочь, — выдавил он, дрожа сам не зная отчего: голыми руками даже Абрахам не смог бы его убить. Но чувствовать себя настолько уязвимым, не иметь возможности даже опустить голову и закрыть беззащитную шею, было почти страшно. Почти волнующе. Абрахам в последний момент остановил занесённую было руку, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось, глаза заливал пот, но он с изумлением понял, что тупая игла давней боли исчезла из груди. Долгий сон ли был этому причиной, или что-то ещё — он не знал. Но злость усилилась, стоило лишь осмотреться: мало того, что Алукард имел наглость уложить его на кровать, так ещё и посмел раздевать! Абрахам до скрипа сжал зубы. Вампир издал что-то вроде сдавленного писка, словно дама, которой задрали в парке подол, и попытался высвободиться, притворяясь, тварь, что не сильнее обычного человека. Тонкие руки беспомощно цеплялись за плечи Абрахама. Заставив себя выдохнуть — чёртов запах гниющих роз! — Абрахам перехватил вампира за предплечья и сильнее прижал к кровати: рубашка распахнулась, открывая грудь — тёмные вишенки сосков на безупречной белой коже. За это время Алукард даже не подумал прикрыться, и Абрахам с трудом подавил порыв вытащить револьвер и приказать наглому чудовищу одеться. Глядя в перекошенное лицо, вампир напрягся, узнавая и в то же время не узнавая своего Хозяина. Хеллсинг был страшен в гневе, правда, суметь разозлить его до потери рассудка обычно удавалось только Алукарду. Но сейчас даже гнев на лице смертного был какой-то странный, переливчатый, то вспыхивал, то заглушался другой, такой же яркой, эмоцией. Но какой? Немертвый вновь попытался что-то сказать, но слов не нашлось. Он обмер, заметив обжигающий взгляд, устремленный на его грудь. Очень даже хорошо удавшуюся при воплощении женскую грудь. Алукард улыбнулся, не показывая клыков. Если уж очередная стычка с Хозяином пошла именно так, то он будет не он, если не сумеет вывернуть её в свою сторону. Заставить человека опомниться и устыдиться, а значит, оказаться униженным — большего вампиру сейчас и не надо было. — Хозяин, — мурлыкнул он, стараясь выглядеть ещё обольстительнее, — как давно у вас не было женщины? — и глумливо усмехнулся, ожидая удара по зубам, затрещины, чего угодно, что показало бы, что шпилька достигла цели. Но уж чего Алукард не ожидал, так полубезумного: «Давно…», выдохнутого в самые губы. Абрахам с удовольствием почувствовал, как напрягся под ним вампир: бледные щёки пусть на секунду, но вспыхнули румянцем, зубы щёлкнули, в глазах мелькнуло что-то, похожее на ярость, мелькнуло и исчезло. Теперь Алукард выглядел обескураженным, распятый, как бабочка на бумаге, и беспомощный. Но в глубине слегка раскосых вишнёво-алых глаз и в уголках губ всё ещё таился намёк на издевательскую развратную усмешку — вампир дожидался, пока он сделает очередной ход. Дожидался, чтобы вновь предпринять попытку поглумиться. Ван Хелсинг сгрёб тонкие руки одной ладонью, напомнив себе, что перед ним не женщина, не леди — перед ним хитрая, готовая на любые ухищрения тварь, — а второй сдернул и без того изорванную рубашку. Немертвый рассмеялся, запрокинув голову, намеренно открывая длинную белую шею с красными отметинами от пальцев. — Как внезапно, Хозяин, — проговорил он с низким обольстительным смешком и поперхнулся, когда Абрахам, ухватив его лицо за подбородок, впился в губы поцелуем. Алукард протестующе замычал, неистово желая укусить человека за язык, но не в состоянии сделать этого. В какой-то момент он начал отвечать, даже получая удовольствие от такой напористости, но вдруг опомнился, вспомнив, кто был перед ним. На нём. — Что вы делаете?! Возмущенный вопль вышел воистину женским и очень по-женски растерянным. Как реагировать на поведение Хозяина теперь, Алукард не знал. Он не ожидал, что тот поведется на издевку, которая обернулась западней для самого вампира. Западней, потому что он сам хотел продолжения. Но такого, которое, невзирая на женское тело, будет контролировать сам. Однако для начала надо было разобраться, действительно ли хотел. Абрахам чуть ослабил хватку на его запястьях, заведенных за голову, но вырываться вампир не спешил. Ненавидеть того, кто целовал, очень страстно целовал его в шею, не получалось. Отпихивать от себя такое приятное человеческое тело, хоть оно и придавливало к кровати, не давая шевельнуться, тоже не хотелось. Но и уважать Хозяина, столь низко пользовавшегося своим правом, он не мог. Но возмутиться?.. Как-то поздно уже было возмущаться, когда он сам чуть раздвинул колени, чтобы ему — конечно же, ему, а не ван Хелсингу! — было хоть немного удобнее лежать. — Я вам очень нравлюсь? — кокетливо спросил он, когда ещё один поцелуй в бьющуюся жилку пощекотал нервы, но тут же опомнился. И почти в ужасе посмотрел на свои ладони, что будто по своей воле гладили плечи Хозяина. — Нет, — Абрахам опёрся на разведённые в стороны руки, нависая над ним, — ты мне совершенно не нравишься. — Он привстал, нашарил на кровати рубашку и с силой бросил её Алукарду в лицо. — Мы уходим. Вампир выглядел обескураженным, прикрывая грудь скомканной рубашкой, точь-в-точь смущённая девица на первом врачебном осмотре. Бросив взгляд на его плечи, узкие девичьи плечи, на которых кое-где виднелись розоватые следы от поцелуев, Абрахам резко отвернулся, сжав кулаки. Обуздать мужскую природу не получалось, в паху сладко тянуло и саднило, сердце бешено билось, но не от болезни — от возбуждения. — Хозяин… — на плечи ему легли две узкие ладони, — вы можете продолжать. Это вас ни к чему не обяжет. — И через секунду он почувствовал прикосновение к шее мягких губ. Зарычав от ярости, Абрахам повалил его на кровать, намотав на кулак длинные волосы. Алукард тяжело дышал, приоткрыв рот, но клыков не было видно. Абрахам впервые подумал, что, похоже, это признак покорности у вампиров — всё равно что у собак или волков. — Тогда раздевайся, вампир! — рявкнул он и принялся стаскивать собственную рубашку. Кобура тяжело стукнула по бедру, но он сорвал её и отбросил. Сейчас он и без оружия справится. Вампир тенью взметнулся вверх — не убегая, напротив, обвивая руки вокруг его шеи и подставляя горло и грудь под жадные поцелуи. Алукард едва сдержал рвущийся из груди не то счастливый, не то безумный смех. Реальность давно уже превратилась в комедию абсурда, в которой и его, и Хозяина будто направляли невидимые руки, то сталкивая, то растаскивая в стороны. Но именно в тот момент, когда Абрахам велел ему одеться, он понял, что и не любит, и не ненавидит, и не уважает, и не презирает, а просто хочет этого человека, смертного, который стал для него центром вселенной, солнцем, ненавистным ослепляющим солнцем, ни приблизиться к которому, ни убежать от которого было нельзя. — Хозяин… Хозяин… Ничего, кроме невнятных выдохов, произнести не удавалось: губы человека, руки человека, тело человека обжигали, подавляли, приказывали получать удовольствие. Вампир сдавленно застонал, до крови прикусив губу, когда крепкие зубы прищипнули кожу на ключице, там, где совсем недавно был шрам от серебряного ножа. Он помнил боль до сих пор, но теперь не был уверен, что не захочет испытать её вновь. — Хозяин… Обхватив Абрахами коленями, Алукард обнял его за плечи и попробовал перевернуть набок. Пока тело не совсем опьянело от удовольствия, нужно было попытаться перехватить инициативу. Но одна сильная рука удержала его на месте, а ладонь другой властно скользнула по горлу. Усмешка ван Хелсинга, больше похожая на оскал, лучше слов сказала, что его затея раскрыта. Абрахам почти ликовал: сейчас он был ближе, чем когда-либо, к тому, чтобы понять природу вампира. Тот хочет господина и Хозяина? Пусть получит. Одним движением он стянул с вампира остатки одежды. Алукард, задыхающийся и изумлённый, остался лежать неподвижно, развратно раскинув длинные белые ноги, в то время как Абрахам принялся раздражённо дёргать пуговицы на ширинке. — Позвольте мне, — Алукард мягко перехватил его руку и склонился над его пахом. Через секунду Абрахам откинулся на подушки, запрокинул голову и застонал: он подумать не мог, что вампиру придёт в голову… губами… Пусть просто целовать, но… Опомнившись, он потянул его к себе, не разрешая снять брюки — странное удовольствие было в том, что сам Абрахам хотя бы частично останется одетым, в то время как слуга гол и беспомощен. Алукард потерся об него всем телом, и Абрахам позволил своей ладони скользнуть по худой изящной спине, очертить впадинки у самого основания позвоночника и спуститься ниже. Вампир задышал ещё тяжелее, расставив ноги, и совершенно бесстыдно изогнулся, направляя его пальцы к узкой влажной щели, но Абрахам только огладил его бёдра, слегка прикусил мочку уха и провёл языком по шее, а потом склонил голову и втянул один из алых сосков в рот. Вампир вскрикнул. — Хозяин, — шепнул он. — Иди… Идите ко мне, Хозяин. Пожалуйста… И гортанно застонал, одновременно желая и подчиниться, и властвовать. Будь тело мужским, всё было бы проще, намного проще — он бы пошел до конца в стремлении не оказаться подчиняемым. Но сейчас, сейчас всё было иначе. Возможно, он слишком хорошо вжился в роль эпатажной немертвой, которая притащила на первую встречу с собратьями своего любовника, а заодно и источник еды на черный день. Теперь же игра стала действительностью, разве что питаться от этого человека было нельзя. Если только… Предвкушающе мурлыкнув, Алукард прижал плечи Абрахама к постели. Легкая тень, мелькнувшая в синих глазах, почему-то была обидной, будто ему не доверяли до сих пор. Хотя после этого вечера, когда он не единожды спас Хозяина, вера в его преданность должна была стать абсолютной. — Хозяин мне доверяет? — сладко проговорил он, уже предвкушая ощущение власти, которая скоро окажется у него в руках. Медленно ведя языком вниз, по соленой от пота и пахнущей чем-то кислым коже, Алукард потерся носом о живот и медленно провел языком по твёрдому члену. Абрахам что-то выдохнул и заерзал, будто пытался уползти от него. Но разве вампир, совершенный хищник, когда-нибудь упускает добычу, если считает её своей? Еще раз проведя языком по всей длине и коротким прикосновением ужалив головку, Алукард обхватил член губами, ожидая, как поведет себя человек, когда вспомнит, насколько остры могут быть зубы немертвого. Реакция последовала мгновенно, но, увы, совсем не та. Человек не велел ему остановиться, не испугался, не стал отталкивать, а вцепился ладонями ему в волосы, отчего Алукард недовольно замычал. Это он должен контролировать ситуацию. — Так Хозяин мне доверяет? — отстранившись, вновь повторил он с легкой ехидцей. И решив свести до минимума возможность отрицательного ответа, наклонился и чуть сжал губы на головке. Абрахам дёрнулся, стискивая шёлковое покрывало. Сердце стучало, как сумасшедшее, при виде стоящего перед ним на коленях вампира. Чудовищная, страшная, богохульная непристойность: гибкая фигура, идеальная белая кожа… словно на неприличной французской картинке… Он сильнее зарылся пальцами в густые чёрные волосы, направляя Алукарда ещё ниже, но больше не позволяя тому опрокинуть себя на спину. Наслаждение нарастало, по телу пробегала дрожь, с каждым прикосновением бесстыжего алого рта всё сильнее и сильнее. Такого он давно не испытывал. Он крепко закусил губу, чтобы не начать шептать ласковые слова. — Хозяин?.. — на секунду вампир поднял голову: то ли облизать припухшие губы, то ли встретиться с ним взглядом, и в этот момент струйка семени брызнула ему на грудь и лицо. Абрахам с трудом удержался от протяжного стона. Алукард, не смутившись, принялся облизывать запачканные пальцы. С трудом выдохнув, Абрахам потянул его на себя — чтобы через секунду вампир вылизывал уже его ладонь, влажную от пота. В паху тянуло, член вновь твердел, с медицинской точки зрения — слишком быстро… Но какая разница. Он перевернулся, подмяв Алукарда под себя, и, покрывая поцелуями его плечи и шею, решился опуститься чуть ниже и провести языком по впалому животу с крохотной ямочкой пупка — вампир дёрнулся и хихикнул, но тут же выгнулся и шумно выдохнул, когда он чуть сильнее сжал его соски. Восхитительное чувство полной власти над другим существом охватило Абрахама. Торжествующая улыбка человека заставила вампира поежиться. Нет, уже не от страха, а от того, с каким нетерпением смотрел на него Хозяин. Будто не осталось в мире ничего более важного, чем происходящее на это кровати. И это льстило, это невероятно льстило, хоть Алукард и сам не мог понять, почему с такой радостью принимает подчиненную — будь она проклята — женскую роль. Осознание ударило колом в сердце — сейчас, когда Абрахам всем весом придавливал его к кровати, упираясь ладонями в подушку где-то за его головой, у Алукарда возникло такое же чувство, какое бывало, когда он ложился в гроб. Широкие плечи казались надежной крышкой, отгораживающей его от мира. Вес тела походил на вес сырой земли, напомнив о временах, когда он ночевал просто зарывшись в землю. Глаза человека сияли как последние лучи солнца, которые он успевал увидеть перед тем, как захлопнуть крышку. И запах пыли, витающий в комнате, и старое, чуть поскрипывающее дерево, и легкий душок затхлости — всё было в точности, как в домовине. Надежность, защищенность… Почти покой, который не должен был исчезнуть — вампир сделал бы всё, чтобы сохранить это ощущение. Но как быстро оно появилось, так же мгновенно и разрушилось, стоило Абрахаму, направившему себя ладонью, двинуть бедрами. Было больно, ощутимо больно, словно Алукард чего-то не доработал, воплощая это тело: тело для маскировки, а не для постельных утёх. Не настолько, чтобы он почувствовал себя девственницей в первую брачную ночь, но довольно неприятно. Вампир невнятно зашипел сквозь зубы, полыхнув недовольным взглядом. Абрахам напрягся и тревожно посмотрел на лицо ерзающего вампира. Тот выглядел растерянным, будто опомнился и испугался продолжения. Тогда Абрахам прижался лбом к его лбу, чтобы увидеть своё отражение в глубине расширившихся зрачков, чтобы тёплые капельки человеческого пота перетекли на бледную прохладную кожу. Все инстинкты требовали продолжать двигаться, но он заставил себя расслабиться, горько усмехнувшись при мысли, что ведёт себя почти как с невестой. Алукард настороженно наблюдал за ним. Тогда он осторожным движением провёл рукой по мягкой бархатистой коже на животе вампира, скользнув ниже, к паху — Алукард резко выдохнул, — другой ладонью огладил грудь, поиграл с затвердевшим алым соском. Кровь гулко стучала в ушах — и ниже пояса. Алукард прикрыл глаза и облизнул губы, ярко заблестевшие от розоватой, с примесью крови, слюны. Абрахам продолжал мягко поглаживать его тело, постепенно усиливая нажим, словно показывая своё нетерпение, и кожа согрелась под прикосновениями человеческих пальцев. — Не останавливайтесь, — вампир нетерпеливо слизнул алую капельку с уголка губ. Абрахам ткнулся носом ему в сгиб шеи, чуть не до крови прикусил кожу на плече, и ускорил движения. Алукард дёрнулся и закатил глаза. Не удерживай его человек — вырвался бы, но стоило властно провести языком по шее, как он покорно раскинул руки, больше не сопротивляясь. Из его горла вырвался хрипловатый стон, и почти сразу он зашептал что-то, но стоило Абрахаму приостановиться, как он требовательно сжал его бёдра ногами, вцепился в плечи и откинулся назад. В слабом стоне Абрахам различил: «Сильнее…», и его словно дурманящей волной окатило — он опьянел от сладкого, как вино, наслаждения. Содрогаясь от каждого толчка, что будто колом пронзали его, Алукард лишь стонал что-то несвязное, борясь с желанием вновь попытаться перехватить контроль. Чем дальше, тем оно было слабее: он не хотел, чтобы движения прервались, чтобы ритм сбился и чтобы пропало то самое ощущение закрытости от всего мира. И пусть разумом немертвый понимал, что всё происходящее лишь очередное доказательство его рабства, он до сих пор не верил, что Хозяин сорвался именно так. Не избил до беспамятства, не заставил голодать неделями, не приказал сделать что-то безмерно унизительное, а просто овладел им, без насилия, без лишней грубости, даже с попытками доставить удовольствие — Алукард застонал, когда его вновь несильно укусили за шею. До этого ван Хелсинг был настолько верен своей не-живой и не-умершей жене, что брезговал ходить в дома увеселения, обычное место для холостяков и слишком пылких мужей. По крайней мере сам Алукард никогда, за все четыре года, прошедшие с пленения, не почувствовал на нем запаха женщины. А уж на это у вампиров был великолепный нюх. — Хозяин... Хозяин... Хозя... Лихорадочный шепот срывался, будто короткое слово не умещалось в один выдох, жгло изнутри, давило на легкие, першило в горле, шершаво скользило по языку и вырывалось на свободу в виде постанывания или хриплого вздоха. Впервые Алукард ощутил, каково это — чувствовать удушье. Но не испугался — он уже ничего не боялся, кроме разве что самого человека, — а лишь еще теснее прижался к груди смертного, обнимая за шею и желая врасти в это тело, чтобы и связь ментальная, и физическая никогда не прервались. Чтобы ван Хелсинг признал, осознал, прочувствовал инстинктивные законы немертвого мира: у Хозяина есть питомец, и ближе и важнее питомца нет никого, пока тот не получит свободу. А давать свободу Алукарду Абрахам не собирался. — Хозя... Слово вновь оборвалось стоном, но в этот раз на повторный вздох сил уже не было. Над ухом, в очередной раз избежав поцелуя, то ли из-за крови, то ли из-за собственного запаха на искусанных губах вампира, прорычал что-то Абрахам. Но Алукард не успел подумать, послышалось ли ему такое сладкое «Дракула» или нет, лишь широко-широко, не видя ничего перед собой, распахнул глаза и задрожал всем телом, чувствуя, как изливается в него человек. Абрахам, тяжело переводя дыхание, отодвинулся прочь и перекатился на спину, затуманенным взглядом уставившись на запыленный балдахин. Тело охватила томная нега, сердце постепенно успокаивалось. В висках заполошной птицей, попавшей в сеть, колотилось запоздалое чувство вины и ужаса: только что он совершил грех, которому нет прощения, ещё один в своей жизни, но не тот, в котором можно иметь смелость хотя бы исповедоваться. Но чувство холодного расчетливого удовлетворения осталось — теперь Алукард целиком и полностью был в его власти. По собственной воле. Вампир рядом с ним шевельнулся и — о чудо — стыдливо набросил на бёдра рубашку. — Так как давно у вас не было женщины?.. — лениво проговорил он и поспешно добавил: — Хозяин? — А как давно у тебя не было мужчины? — Никогда. — Врешь. — Вру, — Алукард позволил тонкой усмешке скользнуть по губам, — но это неважно. У вампиров может быть много птенцов, но только один Хозяин. У меня — вы. Выражение лица Алукарда было спокойным и умиротворённым, почти довольным. Ван Хелсинг некоторое время пристально смотрел на него, переводя взгляд с длинных волос, рассыпавшихся по белоснежным плечам, на тонкие пальцы, постукивающие по бедру, и небрежно скрещённые ноги. — Можешь звать меня Абрахамом. Только… — он помедлил, — когда никого нет рядом. Вампир понимающе, совершенно по-женски улыбнулся.
Dr_Sklif: Отлично. И ничего больше)
Melissa: Dr_Sklif, спасибо
полная версия страницы