Форум » All you need is love » Просто совпало (R; Romance, Lime; Интегра, Максвелл, Алукард) » Ответить
Просто совпало (R; Romance, Lime; Интегра, Максвелл, Алукард)
НатаЛи: Название: Просто совпало Автор: НатаЛи E-mail: nata.lee.box@mail.ru Категории: Romance, Lime, AU Персонажи: Интегра, Максвелл, Алукард Рейтинг: R Предупреждения: розовые сопли, 1 корзиночка Содержание: после Мидиан Статус: закончено От автора: спасибо фильму "Влюбись в меня, если осмелишься" "И я застыну, выстрелю в спину, Выберу мину, и добрый вечер... Я не нарочно, просто совпало." (Земфира, "Бесконечность") Ах… - промурлкала Интегра. – Это было … неплохо. Не ожидавший подобной – крайне скромной – оценки своих сил, Энрико едва не расплескал кофе на свою белоснежную шелковую рубашку. Как начинающий аристократ, он старательно прививал себе все соответствующие привычки, в том числе – распивание горячительных и не очень напитков в постели. Второй привычкой, усвоенной им еще в монастыре, было умение держать себя в руках. Энрико, иронизируя над несколько пикантной ситуацией, поднял бровь: - Начнем с малого, леди. Постепенно добьемся лучших результатов. - Надеюсь. – Интегра села, нашаривая ногами пушистые шлепанцы – в пятизвездочном отеле сервис был, естественно, на уровне. В том, что все ее тело сладко ныло и болело, признаваться не хотелось. - Куда ты? - В душ, куда же еще? – фыркнула новоявленная леди Интегра Файрбрук Вингейтс Максвелл-Хеллсинг, обозревая разоренную кровать и вальяжно раскинувшегося на подушках Энрико. * Стоя под горячими струями, Интерга критически анализировала прошедшую ночь: все-таки он сначала мужчина, потом уже властолюбивый «серый кардинал» Тринадцатого отдела. Впрочем, придраться к Максвеллу особого повода не было: вполне понятно его излишнее … гм, увлечение объектом «страсти нежной». Интегра второй раз за утро насмешливо фыркнула. Имея законный шанс насладиться бывшим кровным врагом на правах владельца, да еще если этот бывший – очень и очень привлекательная девушка, непросто соблюсти этикет. Интегра не удивилась, когда Максвелл, едва закрыв дверь спальни, прямо-таки накинулся на нее, как оголодавший подросток на первую в жизни старшеклассницу. «Или как голодный вампир на свою жертву». Настроение мгновенно испортилось. Алукард спал – возможно, теперь это было к лучшему. Даже рассматривая ее брак с Энрико как чистую политику, Интегра не представляла себе реакции вампира. С другой строны, она что, не имела права? Кто он такой, чтоб ее судить?! Это он бросил свою Хозяйку, ослушался приказа, предал, предварительно приучив ее доверчиво полагаться на себя. И абсолютно неизвестно, когда он вернется – и вернется ли? * Оказывается, если нет общих камней преткновения, Максвелл мог быть не такой уж "католической свиньей". После разгрома ватиканской армии, тяжелейших ранений и практически волшебного исцеления, он явно изменился. Стремление достичь высот не исчезло – изменились его мотивы. Жизнь не научила Максвелла, зато за это взялась смерть. К чему блеск вышитой золотом сутаны архиепископа, если тело корчится от боли на копье, а дорогая ткань постепенно приобретает алый цвет? К чему победа над самим собой, если эта победа не принесла радости? Если брошенный в детстве ребенок все так же ненавидит мир? Зачем власть, если обладание ею не может уменьшить страдания тела и души? Интегра не могла сказать, какие мысли приходили в голову Максвелла, когда он месяцами боролся за свою жизнь на больничной койке и хирургическом столе. Однако, придя с официальным визитом вежливости к больному архиепископу, она не нашла на его лице ни привычной ненависти, ни желания унизить. Конечно, это не означало, что она посчитала нужным нанести повторный визит. Однако Максвелл удивил ее, прислав любимые ею совершенно необязательные снежно-белые каллы в знак благодарности. И, конечно, это не означало, что она готова была забыть нанесенные ей оскорбления. После совместной миссии по травле вампира в Ирландии Интегре волей-неволей пришлось взглянуть на него потеплее: сухие, но искренние извинения по поводу старых конфликтов, отличная высокопрофессиональная работа – она и не подоревала, что Максвелл способен защищаться не только словом, - а, главное, его настоящая скорбь над погибшими в схватке – это заставило Интегру отдать Энрико дань уважения. И вовсе уж неожиданной и, признаться, вначале оскорбительной была его поддержка Хеллсинга во время последних атак размножившихся упырей на окраине Лондона. Конечно, «чистильщики» выкладывались максимально, но организации явно не хватало Алукарда. Интегра, привыкшая побеждать любой ценой, не рассчитывала на столь продуманную звериную тактику уцелевших вампиров. На третий день «зачистки» ее людям пришлось бы отступить и ждать пополнения рядов, что было поперек горла потомку Хеллсингов - но Интегра не могла в одиночку сражаться с оголодавшими нелюдями. Максвелл появился неожиданно и очень вовремя: он с Тринадцатым отделом практически спас положение. На приеме у Ее Величества Энрико коротко заявил, что «лишь помогал дружественной организации в столь славном деле и не ожидает никакой материальной или моральной компенсации». Интегра сидела, сгорая от стыда – получалось, что ее люди не смогли самостоятельно противостоять вампирам! Пока не услышала продолжение речи Энрико: «Однако же мы не сомневаемся, что Хеллсинг и сами справились бы с заданием, Тринадцатый отдел лишь взял на себя смелость подстраховать данную операцию». - Архиепископ Максвелл! – в пустом послеприемном коридре, среди портретов и пышной позолоты резкий голос Интегры был неуместен, как неуместны оперы Вивальди в казарме. – Как прикажете это понимать? - щеки девушки все еще горели после пережитых эмоций. Энрико, уже открывший противоположную дверь, полуобернулся: - Что именно? – лицо архиепископа было сдержанным и в тоже время насмешливым – в силу старой привычки. - Ваше появление, помощь Хеллсингу, в которой мы не нуждаемся и, наконец, ваше заявление! – Интегра, скрестив на груди руки, не проявляла ни малейшего намерения подойти к Максвеллу, и ему пришлось самому приблизиться к леди. Коридор был достаточно длинным, чтоб Интегра успела заметить его легкую хромоту – что-то новое, на что она не изволила ранее обратить внимание, - тщательно скрываемую на заказ сделанной обувью, седые пряди в льняной шевелюре. Это бра святят так резко, что Интегра впервые с удивлением заметила новые морщины на его моложавом лице, или же это она беспардонно рассматривает Максвелла, забыв об элементарных приличиях? Энрико остановился в полушаге от Интегры, почти вторгаясь в ее личное пространство, чего леди абсолютно не выносила. Почти. - Отдаю старый долг, – голос Максвелла спокоен, почти безразличен, как и выражение его лица – но в нем звучат новые нотки – то ли просто отсутствует въевшийся в него сарказм? Интегра гордо вздернула подбородок: - Надеюсь, наши дороги больше не пересекутся, архиепископ Максвелл. «А теперь развернуться – и прочь от этого …» Интегра не могла сразу подобрать новое определение для старого врага. - Леди Интегра, – голос Энрико остановил ее у самой двери. – Я все же надеюсь, что между нами не осталось былой вражды: как с профессиональной, так и с личной стороны. * Последующее предложение не поразило ее настолько, насколько должно было. Возможно оттого, что оно исходило от Ее Величества, которая прекрасно улавливала малейшие колебания в отношениях своих подданных. Конечно, Ее Величество не имеет ни малейшего желания показаться нетактичной, но позвольте поитересоваться, как леди Интегра, украшенная столькими заслугами перед троном Англии, взглянула бы на взаимоподдержку Ватикана и Хеллсинга? Было бы просто великолепно, если бы леди Хеллсинг по-другому посмотрела бы на архиепископа, который, буде такое желание у Интегры, оставит ради укрепления связи двух прежде враждебных организаций свой сан, не покидая своей службы в Тринадцатом отделе? На очередном приеме королевы, запланированном, как подозревала Интегра, именно для этой цели, она первая подошла к скучавшему за бокалом шампанского Максвеллу. - Вас не прельщают танцы? – коктейльное платье цвета топленого молока, изысканное жемчужное ожерелье на шее. Максвелл впервые увидел Интегру в подобном наряде, и, признаться, аристократическая красота протестантки заставила холодные слова приветствия замереть на губах. Интегра, казалось, не замечала его реакции и продолжила: - Меня тоже. Богатые выкормыши, к сожалению, хороши только в танце. Но после него они желают завести беседу. Это, знаете ли, свыше моих сил. - Вероятно, вы правы, леди. Я также не увлекаюсь вальсом, нас этому просто не учили. – Энрико справился со своим удивлением и теперь с умеренным, дозированным строго по обстановке, восхищением искоса рассматривал Интегру. - Знаете, Максвелл, вы здесь единственный, способный поговорить со мной не о погоде и туберозах… - А о чем изволит говорить дама? О вампирах и накладных? – Интегре показалось, или это была ирония? Максвелл поймал ее подозрительный взгляд. - Извините. Просто вы меня немного выбиваете из колеи. Интегра критически окинула взглядом Энрико. - По вам не скажешь, - хмыкнула она. - Конечно. Я ведь архиепископ, – тонкая, змеиная, однако дружественная улыбка. Интегра не могла представить себе дружелюбных змей, но Максвелл улыбался именно так. - Я слышала, вы собирались отказаться от своего звания? – сосредоточиться на своем бокале, поиграть розовым вином, лишь бы не встречаться с ним глазами, а то к черту всю невозмутимость. - У вас весьма достоверные источники, – тон Энрико абсолютно ровный, понять, что он при этом испытывает, невозможно. Интегра подняла глаза, прищурилась, стараясь без слов задать ему вопрос: «А что ты сам думаешь по этому поводу, Максвелл?» - Не желаете ли прокатиться, леди Интегра? Здесь так шумно, – фраза была стандартной, но обещала продолжение интересовавшего ее разговора. - Пожалуй. Потом была поездка в молчании. Конечно, один из королевских парков – куда же еще? Как раз для молодой дамы и ее «пылкого» поклонника. Впрочем, пока Интегра не замечала особой инициативы со стороны Максвелла. Он чинно вел ее по пустой аллее, разговаривая о постороннем – дела, глобальные проблемы, ООН, Ватикан… - Что же до вашего вопроса. – Максвелл прервал сам себя на половине пустого рассказа о концепции правонаследования в Ватикане. Молодой мужчина оперся о ствол старого дерева, жестом предлагая Интегре присесть на стоявшую под ним скамейку. Интегра, разумеется, осталась стоять напротив. «Мечта романтика. Лунный свет, шелест листвы, отдаленная часть парка. И я. Алукард умер бы от смеха,» - пронеслось у нее в голове. - Леди Интегра, если бы главой организации была другая, я никогда не отказался бы от своего сана, – признание католика упало между ними. - Подождите, – Энрико жестом остановил ее, не дотрагиваясь тонкими пальцами до приоткрытых от удивления губ. – Позвольте мне сказать. Повторю: ни ради одной другой женщины я не отказался бы от того, чем призван заниматься. Будучи вашим мужем, на мои плечи положат только часть проектов, предназначенных именно мне. Я потеряю свой сан, мое положение при Ватикане изменится не в лучшую сторону. Я готов принести вам в жертву свое честолюбие как сына церкви, оставив за собой руководства делами Хеллсинга наравне с вами. Поверьте, - снова жест, запечатывающий возмущенные возражения, - я не претендую на власть ради власти. Ни одно мое решение, не одобренное вами, не будет исполнено. Я просто хочу заниматься тем, что умею – руководить людьми во благо народа, но не во славу свою или во славу церкви. Вы же, в свою очередь, приобретаете некоторое влияние на Ватикан. Речь Максвелла, хоть и сдержанная, была полна затаенного волнения - и Интегра не могла не признать его правоты. Оставался один непонятый пункт, который, так или иначе, следовало выяснить. Во избежание дальнейший недоразумений, а не с личной точки зрения. Конечно, только чтоб иметь ясную картину. Правда же? - Максвелл... - Зовите меня Энрико. - Энрико… - Интегра попробовала на вкус непривычное имя, - вы сказали «ни ради одной другой женщины», или мне показалось? – Интегра понимала, что сарказм тут неуместен, но пересилить свою привычку к насмешке было выше ее возможностей. Особенно с Максвеллом. - Да, – против ее ожиданий, он не разозлился и не стал иронизировать в ответ. – Интегра, - впервые он назвал ее просто по имени, без официального «леди» и и прочих формальностей, - я не знаю каких именно слов ты ждешь, я никогда не говорил чего-то подобного, и тем более не чувствовал. Архиепископ гибко оттолкнулся от дерева и решительно привлек к себе девушку. - Я не знаю, любовь это, страсть, желание владеть или что-то еще. С тобой у меня связаны самые сильные чувства, испытываемые мной к дочерям Евы. В свете говорят: от любви до ненависти один шаг. Я не думаю, что способен его сделать, но я тебя не ненавижу. Максвелл не сводил с Интегры упрямого требующего взгляда. Интегра, почти против воли привлеченная этим своеобразным признанием, колебалась. Будь что будет – почему нет? Этот человек полон жизни, и пусть не любовь – с тем, что любовь ей не положена, Интегра за эти пять лет смирилась, - но взаимное влечение делает его идеальным кандидатом в мужья. Возможно, в будущем он станет отцом ее детей - род Хеллсингов не должен оборваться. Пусть будет так. Интегра заставила себя расслабиться, вздохнула и потянулась к его губам. Поцелуй Энрико был неожиданно жарким и страстным. Пытливые губы обжигали, а настойчивость вместе с некой несуразной, незнакомой ей прежде осторожностью и нежностью заставили захватить дух. От него пахло не ладаном, как она фантазировала, а шафраном и чем-то пряным. Запах мужчины? Прежде Интегра не ассоциировала его с Максвеллом, а зря. От этого светловолосого и худощавого сына церкви пахло именно так. Кожа была удивительно нежной, как у девушки, и Интегра не устояла перед искушением дотронуться до его лица. Глаза Максвелла были полуприкрыты, в них прыгали черти, готовые сорваться с поводка. Он крепче прижал к себе Интегру, сквозь мягкую ткань официальных нарядов пытаясь ощутить все ее изгибы и впадинки. – Интегра… - прошептал он, скользя горячими губами по краешку ее губ, дразня и впитывая каждый миллиметр ее красоты. Пальцы Энрико скользнули по спине, зарылись в пепельные волосы, дотронулись до жемчужной сережки в ухе, обрисовывая порозовевшую мочку, едва уловимыми касаниями пробежались по мгновенно покрывшейся мурашками шее, замедлили свое движение… и горячая ладонь архиепископа властно накрывает чашечку ее груди. От непривычного и острого ощущения Интегра тихо вскрикивает, но Энрико закрывает ей рот новым поцелуем – еще более страстным, еще более глубоким и жадным. Танец его рук становится быстрее, ласка все откровеннее – такая нежная, дразнящая и настойчивая. Обоюдное желание заставляет их замереть – пока есть еще возможность остановиться. - Где твоя машина? – Интегра шепчет, спрятав лицо у него на груди, не желая, чтоб он видел ее краску стыда. - У ворот аллеи. Идем? – Энрико отрывается от нее, испытующе смотрит в глаза. Пока они торопятся к его длинному "статусному" «Мерсу», Интегра думает: чему ей стыдиться? Все естественно, все нормально. Отчего же ей хочется, чтоб об этом никто никогда не узал? Почему ее влечение к Алукарду не вызывало такого смущения, наоборот – это было только лишь красиво и желанно? Интегра запрещает себе вспоминать о нем. К черту. Заднее сиденье роскошной машины выглядит немного пугающе, как алтарь, но манит к себе, обещая быть алтарем наслаждения. Все же первые минуты она чувствует себя скованно, как будто пришла на урок алгебры, а учитель вместо того, чтоб спрашивать формулы, интересуется цветом ее трусиков. Однако Максвелл быстро заставляет ее забыть о стыде – Энрико, не смотря на свой сан, явно прошел хорошую школу в кельях «неприступных» монашек и на затянувшихся деловых поездках. Он знал, где целовать и как, чтоб желание захватило полностью, накрыло волной и не отпускало, чтоб с губ сорвалось «еще, Энрико…»; ласкать так, чтоб Интегра забыла кто она, чтоб не заметила, как бретельки платья упали, чтоб руки архиепископа жадно гладили ее бедра, втирая в них свой запах, чтоб под его горячими губами сжимался ее животик, чтоб она царапала спину архиепископа в напрасной попытке прекратить эту сумасшедшую пытку или сделать ее еще сильнее. На грани замутненного сознания Интегра поняла, что Энрико отстранился, предоставляя ей последнюю попытку отказаться – но она хотела, чтоб этот сильный мужчина с нежной кожей сделал то, о чем она напрасно мечтала с другим. Энрико понял ее немое «да» и не останавливался, пока Интегра не закричала от невыносимой смеси боли и удовольствия. * - Когда свадьба? – Энрико был более чем удивлен подобным вопросом. - Как правило, невеста сама решает, когда ей осчастливить жениха. Как, вы этого не знали, «железная леди»? – Максвелл не удержался от небольшой шпильки. Но она прозвучала насмешливо и покровительственно, а не обидно. - Энрико Максвелл! – Интегра в шутку прикусила его ладонь, которую экс-архиепископ неусмотрительно оставил на ее обнаженном плечике. - Ау! Между прочим, полчаса назад ты вовсе не была такой «железной», – в голосе Энрико появились некоторые нотки самодовольства. - Тогда через месяц, откладывать ни к чему, - Интегра решила величественно проигнорировать его сентенцию, справедливо посчитав это наивысшим наказанием. Не удержалась от смеха при виде его вытянувшейся физиономии, и ритуальный вечерний поцелуй на этот раз достался его нахальному носу. – Все возражения выслушаю завтра. А сейчас – спать! По привычке, не раз вызывавшей раздражение в Энрико, Интегра упорно не желала засыпать обнявшись, предпочитая перебраться на краешек огромной кровати и свернуться клубочком. Все попытки Максвелла исправить эту несообразность вызывали только холодное недоумение и непритворно кислую мину на лице Интегры. Ему оставалось только привыкнуть. Передвинувшись на свой край, Энрико почти сразу заснул. Интегра уже научилась различать его дыхание – и сейчас она была уверена, что Максвелл – ее будущий муж - спит, и с облегчением сняла улыбку с лица. Спокойный сон чужого мужчины. Широко распахнутые в темноту синие глаза. Впившиеся в кожу ладоней ногти. Почему так хочется кричать от боли?
Ответов - 20
Nefer-Ra: Седан - это тип машины, а не марка (роскошен ли микроавтобус?). Невозмутимая фигура - это что-то новое. Лицо - да, но не фигура. Аналогично - сдержанное не лицо, а выражение лица. Сюжетно - очень резкий переход к признанию. Явно просится еще кусочек текста с объяснениями или еще что.
НатаЛи: Nefer-Ra Спасибо, исправила.
Annatary: НатаЛи, понравилось! Кто бы и что бы ни говорил - я люблю хорошо прописанную эту пару. Придирочки: не просто соблюсти этикет здесь "непросто" - слитно По вас не скажешь "По вам не скажешь" обперся "оперся" делами Хеллсинга на равне с вами "наравне" Про "седан" меня Nefer-Ra опередила. Но могу сказать, что "разложенное заднее сидение" - это как-то смущает. Лично мне его удавалось разложить так, чтобы можно было лежать "поперек" либо в ВАЗ-2104, либо в Москвич-2141 - то есть универсале и хэчбэке. В принципе, если у Энрико был "Мерседесовский" лимузин - то бишь "Пульман" - то там и так на заднем сидении места хватит при определенной сноровке ;) Лучше просто убери это слово "разложенном". Смущает оно.
НатаЛи: Annatary Большое спасибо. И спасибо за придирочки, исправила. В т. ч. сиденья. Ну полный я ноль в машинах...
Annatary: НатаЛи, не страшно))) Все мы в чем-то "ноль" а в чем-то "профи"))) Фик хороший, было бы интересно, как ты разовьешь эти отношения. *восторженным шепотом* хочу свааадьбууу!!
НатаЛи: - Отнести это на подпись, – передать стопку документов секретарю. - Серас, на сегодня вы свободны. Завтра примете усовершенствованную модель «Харконенна», опробуйте новые заряды. Обедненный уран оставили, однако пули теперь покрывают серебряным напылением. - Есть, леди Интегра. – Серас и мой новый помощник Билл Рот, весьма сообразительный и вышколенный парень, так явно торопятся покинуть кабинет, что мне становится неловко. К тому же, оставаться наедине с Алукардом у меня нет ни малейшего желания. - Алукард, - я специально игнорирую вопросительные взгляды Виктории, уткнувшись в «сверхважный» отчет, - тебе следует быть в курсе некоторых изменений. Так как мой муж Энрико Максвелл теперь часть семьи Хеллсингов, отнесись к нему с должным почтением. Твоей хозяйкой остаюсь я. Энрико, - специально назвать его по имени, - с пониманием отнесся к нашей ситуации и не претендует на место хозяина вампира. Разумеется, в случае моей смерти твоей обязанностью становится служение Максвеллу, - спустя пять лет замужества я так и не научилась произносить его двойную фамилию. Выдохнуть. Самое тяжелое сказано. Отложить документы, взять сигариллу, закурить. Следить, чтоб пальцы не дрожали. - Все свободны. Благодарю, мистер Рот, завтра жду вас в то же время. Серас с секретарем выходят. В своем кресле остается только Алукард, я никак не могу заставить себя поднять на него глаза. Cтарательно вчитываюсь в мельтешашие от напряжения строки какой-то накладной, но совершенно ничего не могу понять. - Алукард, ты тоже можешь идти. Ты абсолютно свободен до нового вызова, – я сама себе не верю, но вырываются только эти слова. Умение держать себя в руках мне преподавал Уолтер – а кто может быть лучшим учителем лицемерия? Ответом - тишина. Наконец, собравшись с духом, я бросаю торопливый взгляд в его сторону. Кресло пусто. Черт, как же больно. * Что удерживает меня в этом доме? Хочу забыться где-то подальше от Англии - но этот рецепт я уже опробовал, не помогает. Гарцующие канкан отборные шалавы Парижа – она назвала бы это пошлостью и дурным вкусом, сисястые фотомодели Плейбоя – пустые, как будто силикон у них заменил даже мозг, сладкие грубые мексиканки, воняющие луком и духами, маленькая опытная японочка – жаль, что я не ценитель гейш. И всегда после этого приходилось просыпаться, как ни заглушай себя кровью, алкоголем, женщинами, голод не проходит. Каждый вечер все кошмарнее, все больнее. Один из апельсиновых, отдающих гарью и тиной Ганга закатов заставил меня принять решение. Стоя над обескровленным трупом голубоглазой блондинки, я понял, что вернусь. Некуда бежать, я не могу забыть эту прокляую туманную Англию. Она встретила меня у входа так, будто не сомневалась в моем скором возвращении. Впрочем, я не могу сказать, о чем она думала: у Интегры появилась новая привычка - отводить взгляд. Курит еще больше, еще больше работает. И мы с ней не говорим, кроме как по делу. Бессмысленный сон и бессмысленное пробуждение. Заданий нет – Серас прекрасно справляется сама. Хотя все к лучшему - желания работать тоже нет. По ночам я чаще схожу с ума, оставаясь наедине с собой. Безумный князь – куда падать еще ниже? Скажите, и я пойду на это, только дайте чем-то забыться. Что же ты наделала, Интегра Хеллсинг? Не могу назвать ее новым именем. Никак не могу. Максвелл не появляется, пропадает в родной норе в Ватикане. Это тоже к лучшему, я боюсь, что убью его. Отдам на прокорм Гончей: мы сожрем его медленно, сантиметр за сантиметром, выедим его внутренности, размажем его плоть по костям, вырвем язык, касавшийся ее кожи. Эта месть меня заводит не меньше, чем самые грязные фантазии о Интегре. Иногда мне хочется, чтоб она оказалась на месте Максвелла, и тогда я себя еще больше ненавижу. * - Просто так совпало. – Интегра облокотилась о косяк распахнутой двери на пороге его подвальной камеры. Одна из бесконечно длинных ночей без сна для обоих. Он, как всегда, смотрит прямо ей в глаза. На этот раз Интегра не отворачивается, разрешая ему прочитать все ответы на лице, убедиться, что слова искренни. Интегра пожалела, что не закурила: привычный повод отвлечься. Однако она была спокойна – худшее из того, что могла натворить, уже сделано; она заслужила этот отстраненный взгляд, будто перед Алукардом не Хозяйка, а незнакомая почтальонша, сдуру перепутавшая кухню и подвал. «Вы ошиблись местом. И временем. А скорее всего – и тем и другим». - О чем вы говорите, леди? – рассчетливо холодный тон Алукарда заставляет щеки Интегры вспыхнуть от едва сдерживаемого возмущения. Ее разрывают два противоположных желания: развернуться и уйти от этого надменного истукана; либо остаться и … что? Попробовать объясниться? К чему? Не лучше ли вернуться к себе в спальню и попытаться заснуть? Бессмысленно, все равно сон давно убежал от нее: последний месяц в отсутствие Алукарда леди засыпала только благодаря таблеткам. - Прекрасно знаешь, о чем я говорю, слуга, - голос Интегры немного хриплый, будто она с трудом подбирает нужные слова. Она замолчала, через силу продолжила: - Мне нужен наследник. Кроме того, Максвелл и Тринадцатый отдел являются неплохим дополнением к нашим столь внезапно уменьшившимся резервам, а после Мидиан Лондон приходится прочесывать не раз и не два. Да, еще Ватикан теперь не ставит нам палки в колеса. Интегра, чеканя фразы, напряженно искала на лице Алукарда хоть какие-то эмоции, но неподвижность его черт могла поспорить со статуей. К черту! Сколько можно унижаться? Нет никакой реальной причины стоять перед ним и отчитываться, как нашкодившая девочонка. Интегра резко разворачивается на каблуках, но ее останавливает насмешливый голос вампира: - И каков он в постели? Интегра не поверила своим ушам. Какого дьявола этот зарвавшийся слуга себе позволяет?! Не успев сделать и двух шагов прочь, она почти бегом вернулась. За спиной хлопнула дверь. - Да по какому праву … - начинает она, обрывается на полуслове и против воли задерживает дыхание, прижатая Алукардом к стене. - А по какому праву ты лишила меня дома? – шепот Носферату полон ненависти, и Интегра со злым страхом поняла, что он готов ее убить. - Этот дом никогда не был твоим! – слезы ярости и унижения выступают у нее на глазах. – Я тут Хозяйка, и только я принимаю решения! - Не был? – вампир заглядывает ей в душу, выворачивая наизнанку память: конечно, прав был он. С того дня, как Интегра убила Ричарда. С той минуты, когда вечером, после долгих полицейских разбирательств и составления протоколов по делу «несчастного случая», она осталась в пустой спальне одна. С той секунды, когда Интегра забилась в угол широкой кровати и судорожно старалась подавить долго сдерживаемый плач. С того момента, когда вновь покорно преклоненный перед девочкой вампир стал единственным созданием, перед которым она могла позволить себе быть слабой. «Плачьте, юная леди. Вам станет легче». Именно Алукард был тем, ради кого Интегра стала сильной – ведь достойному слуге нужна достойная Хозяйка. Это был его дом так же, как дом Интегры. Теперь его место было узурпировано Максвеллом, бывшим врагом. Господи, какая насмешка судеб. - От тебя пахнет чужим мужчиной, – голос Носферату полон злобы. Алукард еще сильнее сжимает Интегру, словно пытаясь раздавить эту хрупкую и упрямую женщину, сломать ее. Если в тело хищного животного воткнут шип, прошивший насквозь его внутренности, оно становится опасным, бешено раздирая на клочки каждого, кто встретится ему на пути, пока само, истекая живой кровью, не умрет от боли. И вдруг - ее еле слышное: - Прости. Руки вампира разжимаются, и Интегра может вдохнуть столь необходимый воздух. Оказывается, когда плачешь, боль уходит. Простая истина, давно открытая ей Алукардом. Как она могла забыть? - Я не верила, что ты вернешься. Ты ослушался моего приказа, - в голосе Интегры Алукард с изумлением слышит нотки обиженного ребенка, - просто изчез. Я ждала тебя. Первые дни я постоянно убегала к тебе в подвал – ожидала твоего возвращения в любую минуту, потом – все реже, потом… Наверно, я была зла на тебя, а Максвелл оказался рядом. Так совпало. Интегра вздохнула, собирая остатки решимости, и подняла ставшие опять злыми глаза на вампира. Лучшая защита – нападение, правда? С огромным удивлением она видит, как Алукард улыбается. Как будто с его плечей сняли непосильный груз всех его закабаленных душ - так, как будто он счастлив. - Сколько бы не прошло времени, ты все та же девочка, привыкшая отвечать ударом на удар, - Алукард не отпустил ее, заставляя смотреть себе в глаза. Нежность? Интегра боялась ошибиться, ведь этот столикий вампир был привычен к маскам ярости и безумия, но никак не к этому чувству, которое заставляло его вспомнить о своих человеческих слабостях. Алукард пах мускусом и кровью, совсем не так, как Максвелл, пусть его блаженное пребывание в Ватикане затянется на вечность. Ни духов, ни пота – только запах желанного мужчины. Он дотронулся до краешка ее соленых от слез губ - так нежно и так осторожно, какими Интегра не могла представить себе поцелуи мужчины. Она испытывала почти физическую боль от его прикосновения, настолько острым было желание. Это был сон, ее личная сказка, нереальная реальность. Алукард прижал ее к стене, стараясь держать себя в руках, но Интегра всем своим существом ощущала напряжение каждого мускула вампира, дрожь его рук, сосредоточенный взгляд готового сорваться с цепи зверя. Дыхание Носферату зашекотало ей кожу, когда Алукард приблизил к ней свои губы, помедлил, дразня, и впился голодным поцелуем ей в губы. Это была не страсть, это было утоление терзавшего обоих голода. Счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего. Лучше наркотиков, лучше героина. Лучше, чем допинг, кокс, крэк, дурь, гашиш, конопля, марихуана, ЛСД, кислота и экстази. Лучше, чем арахисовое масло, бананово-молочный коктейль, галлоны отборного чая. Лучше, чем трилогия Джорджа Лукаса. Лучше, чем море крови в подарок на Новый Год. Лучше, чем виляющая бедрами Мерилин, Лара Крофт, Найоми Кэмпбелл, и лучше, чем родинка Синди Кроуфорд. Лучше, чем соло Хэндрикса, чем шаги Нила Армстронга по Луне, чем хоровод вокруг елки, чем состояние Билла Гейтса. Лучше, чем все трансы Далай Ламы, чем все уколы тестостерона Шварценеггера и колагеновые губы Памеллы Андерсон. Лучше, чем Вудсток и оргазмические рейвы. Лучше, чем все приемы у Королевы, все битвы и все Майоры сразу. Лучше глюков Де Сада, Рембо, Моррисона и Кастанеды. Лучше, чем долгожданная смерть. Лучше, чем жизнь! * Уже в постели, насытившись друг другом до отвала, мы засыпаем. Я обнимаю ее, зарывшись носом в мягкие пепельные волосы, и прислушиваюсь к ее дыханию. Во сне Интегра напоминает мне ребенка: упрямая, гордая девочка, которую я научил плакать. Ее слезы и ее дыхание принадлежат только мне, и никакие Максвеллы или Кто-Там-Еще не будут больше к ней приближаться. Она может орать на меня до потери пульса, пока от гнева синие венки на ее висках не станут видимыми под тонкой кожей, может отдать меня на опыты Ватикану или ЕС, может грозить прибить меня кольями к гробу и там и оставить на веки-вечные – но она всегда останется только моей Интегрой Вингейтс Файрбрук Хеллсинг.
НатаЛи: Annatary Что-то позитивненькое а-ля свадьба будет. Только позже, ок?
Annatary: НатаЛи, интересный поворот сюжета. Не ожидала.
Урсула: НатаЛи Очень понравилось. Спасибо. Только есть очепятка выкошленный парень может "вышколенный"? Жажду продолжения
НатаЛи: Annatary, Урсула Спасибо. Очепятку исправила.
Шинигами: НатаЛи пишет: Счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего. Лучше наркотиков, лучше героина. Лучше, чем допинг, кокс, крэк, дурь, гашиш, конопля, марихуана, ЛСД, кислота и экстази. Лучше, чем арахисовое масло, бананово-молочный коктейль, галлоны отборного чая. Лучше, чем трилогия Джорджа Лукаса. Лучше, чем море крови в подарок на Новый Год. Лучше, чем виляющая бедрами Мерилин, Лара Крофт, Найоми Кэмпбелл, и лучше, чем родинка Синди Кроуфорд. Лучше, чем соло Хэндрикса, чем шаги Нила Армстронга по Луне, чем хоровод вокруг елки, чем состояние Билла Гейтса. Лучше, чем все трансы Далай Ламы, чем все уколы тестостерона Шварценеггера и колагеновые губы Памеллы Андерсон. Лучше, чем Вудсток и оргазмические рейвы. Лучше, чем все приемы у Королевы, все битвы и все Майоры сразу. Лучше глюков Де Сада, Рембо, Моррисона и Кастанеды. Лучше, чем долгожданная смерть. Лучше, чем жизнь! Вау О_о Круто, очень круто. Читать сразу не кинулась, покаюсь, бо белобрысый сук мне не слишком, но хомячка затянуло. Дальше бу?)
НатаЛи: Шинигами А вот сейчас вы зря меня хвалите. Это подредактированные строки из фильма "Влюбись в меня, если осмелишься". Вставила, ибо выражало мою мыслЮ идеально. Может и бу(есть идейка), если лень меня не сразит.
Annatary: НатаЛи, очень надеюсь, что лень тебя не сразит. И мы увидим продолжение.
НатаЛи: Они соблюдали необходимую осторожность и субординацию: только ночью Хозяйка и слуга менялись местами. Конечно, если было на то ее желание – являться женщиной, оставаясь Хозяйкой, – такой была только Интегра Хеллсинг. Алукард мог припомнить ей, какой она пришла к нему в подвал в их первую ночь, да благословит ее старый пошляк Дьявол, - невозмутимая, строгая, надменная; и то, какой она оттуда ушла. Скорее всего, после этого вампир бы просидел в подвале еще лет десять, а ему совсем не хотелось терять эти вырванные у здравого смысла дни удовольствия обладать Интегрой. *** - Алукард, как ты умудряешься так долго собираться? Все ждут только твоего появления, – возмущенно и холодно. - Непростой выдался день. Два вызова, требующего моего присутствия. Нет, ничего такого, где понадобился бы ты… - устало и доверительно. - Алукард, где тебя, черт подери, носит? – обиженно и требовательно. - И это пятисотлетний вампир? – насмешливо и ласково. - Алукард… - страстно и благодарно. - Еще! – приказ разрумянившейся Хозяйки, совпадающий с желанием слуги. Кто рискнет ослушаться? Я наслаждаюсь каждым мигом, проведенным вместе. Жестокий Господарь сходит с ума от обладания тобой, Интегра. *** - Здравствуй, Алукард. – приветствие прозвучало не то чтобы холодно, но и не радостно. - Приветствую, Хозяйка, – вампиру оставалось только гадать: случилось что-то непредвиденное, или же на нее просто нашло желание поиграть в незнакомцев. В кабинете никого не было – хотя как раз ночью поместье вполне могли навестить неотложные представители N-нного числа самых разнообразных организаций – но, к счастью, сегодняшний вечер обошелся без сюрпризов. Интегра не соизволила повернуться к вампиру и теперь стояла, через стекляшки окна рассматривая ущербный полумесяц на небе. - Скажи, - Интегра запнулась, - отчего ты служишь Хеллсингам? - Печати, тебе это хорошо известно, - Алукард, казалось, был удивлен вопросу. - Это все? – быстро уточнила она. – Дядя Ричард имел бы что возразить. Алукард молчал, не отрицая и не соглашаясь с Хозяйкой. Интегра, принимая бессловесный ответ, наклонила голову. - Тогда, в подвале, отчего ты послушался меня? – второй вопрос удивил высшего не меньше первого. - Ты достойна, - короткий, исчерпывающий и как будто недовольный ответ. Отчего Интегра так настойчиво ворошит прошлое? Алукард не понимал, и это заставляло его не то что бы злиться… Просто беспокоиться, и вампир почувствовал глухое раздражение. - Что ты вкладываешь в это слово? – Интегра продолжала допрос, игнорируя его настроение. - Ты готова была пожертвовать жизнью, лишь бы не покоряться вампиру, – Алукард внимательно прищурился, глядя на ее изящный силуэт, помимо воли любуясь своей женщиной. - Долг – превыше всего? – Интегра то ли спрашивала, то ли утверждала. - Долг всегда для тебя превыше всего. Это и делает тебя собой, Интегра, - вампир пожал плечами. - К чему эти вопросы? - На столе уведомление, - Интегра чересчур собранна и спокойна. – Завтра приедет мой муж. Рука, протянувшая было к письму, замерла. Алукард поднял взгляд на Интегру, но она все так же смотрела на уродливый кривой месяц. - Что ты собираешься делать? – наигранно безразличный вопрос. - Ничего, он мой муж. И жить с ним – мой долг, - наигранно безразличный ответ. Слишком напряженный голос, слишком уж он холоден и резок. - А я? – вопрос глуп, Алукард не мог этого не понимать. Но и не спросить он тоже не мог. - Что - ты? Ты останешься здесь жить, будешь исправно выполнять мои приказы, и Серас наконец не придется делать работу в одиночку. - Что будет нами? – Алукард пропустил мимо ушей язвительный ответ Интегры. - «Нас» не будет. Как ты правильно сказал: «долг превыше всего», - Интегра наконец оторвалась от окна и встретилась взглядом с вампиром. Злые и решительные синие глаза против яростных красных. - Ты предлагаешь мне сидеть в подвале, пока он будет спать с тобой? – уточняющий, полный едва сдерживаемого гнева вопрос. - Да. Это приказ. Лезвие гильотины скользнуло вниз, прямо к обнаженной шее приговоренного. Алукард опустил взгляд, лишь бы не видеть ненависный ледяной блеск ее глаз. - Тогда запечатай меня. - Хорошо. Они замерли друг против друга в полном молчании: натянутые, как струны, нервы; почти физическая боль; рвущие на части страсти, такие неслышные и такие реальные. - А теперь пошел вон. – Интегра сдалась первой, опустилась за стол, загородившись от вампира экраном монитора. Алукард сделал шаг вперед, влекомый противоречивыми желаниями. - Пошел вон! – нервный крик Интегры заставил его замереть. Еще шаг – и она его возненавидит. Хлопнула дверь. Интегра провела рукой по щекам – нет, не заплакала, справилась. Теперь можно… *** Пока она чертит на полу ритуальную символику, я слежу за ней, не в силах оторваться. Воспоминания вспышками жгут мою больную память. *** Лепестки алой розы, кружась, падают в воду, но их уносит бурным потоком… Она лежит на столе, над ней склонился темноволосый хирург. Все готово к началу операции: новая кровь, взамен старой, оскверненной вампиршей, уже течет по твоим венам. Нужно только заставить сердце биться, завставить себя вырваться из бессознательного бреда, упереться в непробиваемую стену – и жить. Ну же, Интегра, я в тебя верю… Она приставила к моей груди свой смешной пистолетик, жалкая и яростная, такая откровенно-дерзкая и благородная до кончиков волос. - Я не сдамся, я ни за что не сдамся! В этом моя честь и гордость Хеллсингов! И я с диким восторгом понимаю, что это моя новая жизнь, моя новая Хозяйка… Она иронично и недовольно вскидывает бровь: - Что это такое? - Ее зовут Серас Виктория. - Я не спросила ее имени. Зачем ты ее обратил? Я улыбаюсь, сытый и благостный. Интегра раздраженно отворачивается и идет к самолету. Ночь была прекрасна. - Становишься сентиментальным, князь тьмы? – она ехидно улыбается мне в спину, а я не обращаю внимания ее сарказм. Глупо ревновать, да ты и не ревнуешь, Хозяйка… Мы отдыхаем на пушистом ковре, так и не соизволив перебраться на кровать. Ее голая смуглая ножка закинута мне на талию, пепельные волосы рассыпаны по груди. Интегра бесцельно водит коготками по моей груди, выписывая замысловатые узоры. Ее все еще затуманенные пережитыми эмоциями глаза обращены куда-то, куда мне нет дороги. Я подарил ей безумную пляску желания, не ожидав, что она так меня увлечет. Мы зашли за грань боли, принадлежа друг другу телом и душой, жадно хватая каждый кусочек существа друг друга, сплетаясь так тесно, будто от этого зависит жизнь – так оно и было, наверное. Мы любили, эгоистично насиловали друг друга до слез, до крика, до шепота, до полного бессилия. Мы вместе наслаждались пронзительным счастьем первородного греха, пока наши тела были способны выдерживать эту эйфорию, лежащую за чертой человеческого и вампирского понимания. А теперь она расслабленно лежит у меня под боком, и я не могу сказать, о чем она думает. Она купила мне галстук. Зачем, спрашивается, мне этот галстук?! Мало того, что он отвратительного серого цвета, он еще и тонкий. «Это актуально и стильно, а ты – представитель нашей организации, так что изволь выглядеть соответственно!» Хозяйка, мне все равно, что это модно и стильно. Меня это волнует еще меньше, чем размер обуви Серас. А он меня не интересует абсолютно. Я всем своим видом выражаю недовольство, но при посторонних не намерен спорить: хорошо, я заберу «это» к себе. Но одевать его не буду, и тебе придется с этим смириться, Интегра Файрбрук Вингейтс Хеллсинг! Она, напрягая все свои силы, сдерживает клинки Андерсона. Руки дрожат, но она презрительно скалится ему в лицо: - Оступись, или мертвый воскреснет. Отрубил голову, проткнул сердце... Не сравновай его с обыкновенными смертными, ты, человек! Хеллсинги потратили века, чтоб создать величайшего из нежити, когда-либо существовавшей на земле – вампира Алукарда! Я иду, Хозяйка! Пусть я сейчас только твое оружие, но ты будешь гордиться мной. - Не недооценивай меня, вампир! Приказ остается неизменным: найти и убить всех, кто станет у тебя на пути, всех! Слышишь, Алукард, убей их всех, до последнего! - Да, моя Хозяйка. Ты, как всегда, прекрасна и сильна. Я выполню твой приказ. И я отпускаю голодных демонов на волю; я наслаждаюсь смертью, паникой и болью солдат, я рву их на куски, плоть расходится под моими руками, показывая свои скрытые ткани - что-то есть в том, что даже шлюхи не открывают свое тело так, как это требую от своих жертв я. Вспарываю животы, проламываю черепа, выдираю из тел куски мяса – и над все этим, благословляя, стоишь ты. Мои демоны беснуются для тебя, Хозяйка. Она сидит на перилах мостика, неспокойная вода какой-то местной речушки пенится внизу. Поездка за город подходит к концу, новобранцы показали себя с лучшей стороны, и Интегра была довольна. Я не знаю, зачем она пришла сюда одна так поздно, не знаю, о чем она думает с таким печальным выражением лица. В ее руках цветок. Лепестки алой розы, кружась, падают в воду, но их уносит бурным потоком… *** Круг закончен, он вспыхивает тусклыми огоньками, требуя продолжения: его нужно напоить кровью Хозяина. Интегра аккуратно, будто не чувствуя боли, надрезает себе запьястье, и тоненькая струйка крови наполняет каббалистические символы. Они разгораются красным мутным светом, а у меня внутри все сжимается от тоскливого предчувствия. Я смотрю на Интегру, как обозленный голодный пес, которого любимый хозяин избил до полусмерти и вышвырнул на улицу, а теперь неосмотрительно вышел из дома без оружия. Но как пес может кинуться на него, если хозяин – его фанатично боготворимый идол, смысл его собачьей жизни? Я могу только бессильно наблюдать, проклиная и обожая. Для наложения печати упокоения все готово, остается только прочитать необходимые слова, вкладывая в них волю Хозяйки. Интегра передо мной стоит прямо и гордо, ее захватывает власть, хотя она же и причина ее боли: неподвижные упрямые черты, ледяные, как будто равнодушные глаза, – но ведь не о власти и покорности ты сейчас думаешь, правда? Она нараспев начинает зачитывать строки. Я не вижу, но чувствую действие печати: она начинает давить на меня, становится трудно дышать, темные углы покореженного сознания заволакивает туманом – и я опутан превосходящими меня силами. Теперь можно кричать, хохотать, умолять, приказывать, грозить, кидаться на нее, ненавидеть , любить, пытаться дотянуться до ее смертного тела и сломать эту упрямую, вновь недоступную блондинку, восхищаться ей, насмешливо аплодировать, выть от боли, вопить от восторга – все то, что я есть с тобой. Но теперь я только неподвижное полуживое тело. Чувствую на себе взгляд Интегры, но сам уже не вижу – печать заставляет меня все глубже погружаться в бессознательное бытие. Ее легкие решительные шаги: она уходит, скрипит дверь – но Интегра разворачивается и возвращается ко мне. Почти убаюканный переливами серого тумана, я слышу ее тихие слова: - Я люблю тебя, граф. Я улыбаюсь твоему светлому образу в накрывающей меня темноте. Говорить нет ни возможности, ни смысла – ты и сама знаешь ответ.
Урсула: НатаЛи пишет: лежащую чертой человеческого и вампирского понимания. скорее "Лежащую ЗА чертой..." НатаЛи пишет: что создать величайшего из нежити "что БЫ создать..." Не считая мелких очепяток и местами чуть корявенького обоснуя мне очень нравится. Затягивает. Хочется прочесть еще и еще
НатаЛи: Урсула Спасибо. очепятки исправила, а что с обоснуем не так? Неет, вампир упокоился, все закончилось печально, но закончилось.
Шинигами: Оспди, оставить Интегру Максвеллу? Ужасный ход Нет, серьезно, она ж не переживет. Х)
Annatary: НатаЛи, спасибо. Прочитала с большим удовольствием. Хотя закончилось все не так, как я ожидала. Опечатка неусмотрительно вышел из дома без оружия "неОсмотрительно"
НатаЛи: Шинигами Ну, не все кошке масленица. За ошибки надобно платить. Annatary Спасибо, все дла вашего досуга, мадам.
Урсула: Так это все? Я в печали...
полная версия страницы