Форум » Ни дня без приключений » Семейные тайны Хеллсингов (Автор Helldog Tiapa; PG-13; AU, action, humour; все персонажи + ОСы) » Ответить

Семейные тайны Хеллсингов (Автор Helldog Tiapa; PG-13; AU, action, humour; все персонажи + ОСы)

Шинигами: Автор: Helldog Tiapa Название: "Семейныетайны Хеллсингов. Готический роман" Рейтинг: PG-13 Жанры: AU, action, humour Размер: тянет на Макси. Статус: заморожен, но даже мне этой заморозки читается на "ура" Персонажи: Организация "Хеллсинг", Организация Искариот, Братья Валентайн, ОСы. Примечание Шинигами: разрешение автора на размещение получено! Чему я лично искренне рада) История первая: Мертворожденный Скажи мне, кто твой отец – и я скажу, чей ты сын. Пролог в котором Виктория занимается оперативной работой. В этот день обычный полуденный сон Алукарда был прерван внезапным, но довольно привычным образом. – Хозяин! Хозяин! – заверещало в его сознании. Алукард потянулся в гробу и приоткрыл один глаз. Над ним, размахивая какой-то газетой, прыгала от возбуждения его подопечная. – Вы только посмотрите, что я обнаружила у нас на кухне! – восклицала она. – Глупая кухарка употребила эту газету для разделки рыбы: подумать только, она едва не погубила бесценную информацию! – Как интересно, – привычно произнес Алукард и закрыл глаза, хотя и понимал, что уснуть уже не удастся. – Вы только послушайте! – заикаясь от возбуждения, продолжала Виктория. – Вот, в разделе «Хроника происшествий»… «Странное происшествие в морге родильного дома номер шесть: похищено тело мертворожденного младенца!» – И что? – Да как вы не понимаете, хозяин! Труп наверняка похитили сатанисты, и, как пить дать, с какой-нибудь недоброй целью! Алукард хотел было поинтересоваться, с какой, но тут же понял, что ему не хочется знать, какие версии роятся в воспаленном воображении юной оперативницы. – Покажи-ка газету, коп, – попросил он. – Мы должны немедленно начать расследование! – горячо продолжала Виктория. – Кто знает, каких демонов они вызовут, если… Алукард аккуратно сложил газету и снова лег. – Дитя мое, – сказал он с бесконечным терпением, – во-первых, организация «Хеллсинг» не занимается ни сатанистами, ни демонами. Оставь это Скотленд-Ярду, лучше всего – отделу по борьбе с мелким хулиганством. Во-вторых, возьми свою газету и приглядись к ней повнимательнее. Ничего странного не замечаешь? Виктория честно оглядела свою «улику» со всех сторон. – Самая обычная газета, хозяин, – отрапортовала она наконец. – «Лондон Миррор». Пахнет от нее, конечно, не очень, но это потому, что на ней селедку резали. – На дату посмотри! – подсказал Алукард. Виктория посмотрела на дату. – Четырнадцатое мая, – доложила она. – Вторник. А что? Глубокое, непреходящее страдание отразилось на чеканном лице Алукарда. – Виктория, объясни мне, пожалуйста, что ты делала в спецподразделении Скотленд-Ярда? – Служила обществу, – гордо ответила Виктория. – Ловила преступников и защищала честных граждан. А что? – Хотел бы я посмотреть на тех преступников, которых ты поймала, – с бесконечной усталостью произнес Алукард. – Эта газета десятилетней давности! Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Послышался дробный стук каблучков, затем хлопок двери, и в следующий миг из соседней подвальной спальни донеслись сдавленные рыдания. Алукард повернулся на другой бок: к этим звукам он давно привык. Глава первая в которой в организации «Хеллсинг» появляется сын полка Едва леди Интегра Хеллсинг поднесла к губам первую чашку пятичасового чая, как рядом с ней бесшумно возникла фигура дворецкого. В руке Уолтер держал черную коробочку радиопередатчика. – Сэр Хеллсинг, – возвестил он своим обычным торжественно-похоронным голосом, – лейтенант Джонстон наконец вышел на связь. Говорит, положение отчаянное. Может быть, попросить его перезвонить после чаепития? Интегра хмуро покосилась на рацию. Сегодня все шло наперекосяк: рядовое задание по отлову и нейтрализации зомби в маленьком городке Хэмптоне обернулось двухчасовым разрывом связи. И теперь – здравствуйте, «положение отчаянное»… Похоже, допивать чай придется в вертолете. – Ну что там у вас? – рявкнула Интегра, включив передатчик. В голосе оперативника, обычно спокойного и невозмутимого, явственно звучали панические нотки. – Они везде, – бормотал он, – они повсюду, эти твари с красными глазами… Они убили всех наших ребят. Мы держим собор. Но… о господи, похоже, им и святое место не помеха! Хрупкий фарфор в руке Интегры треснул, и горячий чай обжег ей руку – но она этого даже не заметила. – Не раскисай, солдат, – приказала она. – Мне не нужны твои жалобы. Мне нужна информация. Сколько их? Какие они? – Очень много. – В голосе лейтенанта звучала безнадежность. – Полагаю, здесь все жители города. И они… они странные, сэр Хеллсинг. Действуют не как обычные зомби. Такое впечатление, словно ими управляет какая-то разумная сила. Я укушен. Не знаю, сколько еще смогу продержаться. Пожалуйста… – Не падай духом, солдат, – проговорила Интегра. – Даю тебе слово служителя Церкви: ныне же ты будешь в раю. – И, отключив передатчик, обернулась к Уолтеру: – Буди Алукарда и готовь вертолет. Опять нам придется все делать самим. – Какова степень срочности, сэр? – невозмутимо поинтересовался Уолтер. Интегра взглянула на часы. – Джонстона уже укусили, так что, полагаю, особенно торопиться некуда. Чай допить успею. Полтора часа спустя вертолет со щитом «Хеллсинга» на борту приземлился на площади перед городским собором Хэмптона. Страшная картина предстала взорам королевских протестантских рыцарей. Все вокруг носило следы насилия и разрушения: выбитые окна, пятна крови на асфальте, отблеск пламени, пляшущего в стенах одного из домов. Двери старинного готического собора были разнесены в щепу. – А где же зомби? – послышался тоненький голосок Виктории. Рыцари «Хеллсинг» подскочили, как подброшенные. – Я же приказывала: штатного вампира Викторию на операции больше не брать! – прорычала Интегра. – И я просил ее не брать, – заверил Алукард. – И я… – пробормотал Уолтер. – Кто же ее взял? – спросили хором все трое. – А я сама в вертолете спряталась, – гордясь своей смекалкой, объяснила Виктория. – Чтобы оказаться на месте, когда я вам понадоблюсь. Наступившее тяжелое молчание прервал интеллигентный голос дворецкого. – Господа, – сказал Уолтер, – вот что мне подумалось. Мы ведь здесь одни… без свидетелей… потом скажем, геройски погибла на операции… а? Алукард с каменным лицом извлек пистолет, заряженный противовампирными разрывными пулями. В глазах Интегры отражались противоречивые чувства: жалость к Виктории боролась в ней с жалостью к себе и товарищам. В этот миг из собора послышался громкий стон. Интегра тряхнула головой, отгоняя соблазн. – Ой, там, кажется, есть кто-то живой! – воскликнула Виктория – она и не заметила, что побывала на волосок от гибели. – Будь осторожна, – крикнула Интегра ей вслед, – мы еще не знаем, точно ли он живой. Посреди собора, между двумя рядами скамей, лежал, зажимая рукой кровоточащую рану, лейтенант Джонстон. Лицо его было белее мела, глаза уже подернулись предсмертной мутью. – Они ушли… – простонал он, – все ушли… увели с собой моих ребят… даже недоеденных… сэр Хеллсинг, помогите мне! В глазах его читалась отчаянная мольба. Подойдя ближе, Интегра заметила у него на шее багровый вздувшийся рубец – страшный след укуса зомби. – Я обещала тебе, что сегодня же ты будешь в раю, – тихо проговорила она, поднимая револьвер. – И я сдержу слово. Уолтер снял шляпу. Алукард чуть наклонил голову. Виктория привычно зарыдала. Раздался выстрел, и душа лейтенанта Джонстона отлетела туда, где нет ни печали, ни воздыхания. И в этот миг между скамьями послышался шорох. Оперативники мгновенно обернулись, нацелив туда, откуда раздался шум, смертоносные стволы. – Не стреляйте! – воскликнул голос из-под скамейки. – Я живой! – Вылезай, – приказала Интегра. – Медленно. С поднятыми руками. Одно лишнее движение – и я стреляю. Некоторое время рыцари «Хеллсинг» не слышали ничего, кроме грохота и пыхтения. – А можно я сначала вылезу, а потом руки подниму? – поинтересовался наконец незнакомец. Оперативники переглянулись. – Это не зомби, – покачав головой, заметил Алукард. – Они умнее. Тем временем из-под скамьи на свет божий выбрался юноша на вид лет семнадцати, белокурый и голубоглазый, с бледным тонким лицом, чем-то, однако, неуловимо напоминающим физиономию Виктории. Он был одет в черную футболку и черные джинсы, забрызганные кровью. На футболке было написано: «I hate myself and want to die». «Сразу видно – тонкая, ранимая душа!» – подумала Виктория. – Кто ты такой и что здесь делаешь? – грозно поинтересовалась Интегра. – Прячусь, – исчерпывающе ответил юноша. Затем, видимо, сообразив, что оперативники ждут пояснений, добавил: – Эти ужасные красноглазые зомби… они ворвались в наш дом… перекусали всех – и папу, и маму, и бабушку, и тетю Матильду, и… и… и даже мою собачку Тяпу! – Из груди его вырвалось сдавленное рыдание. – Мне удалось убежать. Я решил спрятаться в соборе – подумал, что в святое место они не войдут… – Как видим, вошли, – сурово откликнулась Интегра, указывая револьвером на остывающее тело лейтенанта. – А тебя почему не тронули? На выразительном лице юноши отразилось искреннее недоумение. – Не знаю, – признался он, понурив голову. – Наверное, решили, что я невкусный. Меня вообще никогда никто не понимал. И папа все время ругал, и в школе дразнили, и даже зомби есть не хотят! Виктория украдкой утерла слезу сострадания. – Что скажете, джентльмены? – обернулась Интегра к товарищам по оружию. – А что тут можно сказать? – пожал плечами Алукард. – Встретились два одиночества. – Я не об этом! – нахмурилась Интегра. – Можно ли ему верить? Алукард на минуту сосредоточился. – Заглянуть в его разум я не могу, – ответил он наконец, – но что-то мне подсказывает, что это объясняется естественными причинами. Разума нет – вот и заглядывать некуда. – Если мне позволено будет высказать свое мнение, – проговорил Уолтер, – юноша говорит правду. Так притворяться невозможно: или он великий актер, или и вправду глубоко страдает. В этот миг со стороны дверного проема послышалось низкое многоголосое рычание и уханье. – Какие необычные зомби, – задумчиво проговорил Уолтер. – Обратите внимание: глаза у них полны крови. Согласно трактату Гюйгарта Падуанского «De Vermis Misteriis», это означает, что… – Уолтер, сейчас не время пополнять наше образование! – заорала Интегра. – Дерись, черт бы тебя побрал! Уолтер резким движением выбросил вперед гарроту. Алукард и Интегра открыли огонь. – Ой! Я, кажется, оружие в вертолете оставила! – мучительно покраснев, воскликнула Виктория. – Одной проблемой меньше, – пробормотала Интегра. Враги наступали. Положение становилось отчаянным: на место упокоенных зомби тут же вставали следующие. Еще минута – и они бы просто смяли оперативников, но в этот миг… – Я знаю, что делать, – послышался голос юноши, о котором в пылу боя все позабыли. – Если вы мне доверитесь, я вас всех спасу. – Где-то я это уже слышала, – покачала головой Интегра. – От Виктории, – уточнил Алукард. – На каждой операции. И всякий раз это плохо кончалось. – Мне кажется, мы должны его поддержать, – подала голос Виктория. – А то он потеряет веру в себя и совсем упадет духом! – В подвале этого собора, – продолжал юноша, – есть подземный ход, ведущий на старое загородное кладбище. Я случайно знаю о нем, потому что в школе занимался в археологическом кружке. Мы можем спуститься в подземный ход и сбежать! – Запомни, – стараясь не показывать вспыхнувшей надежды, строго сказала Интегра, – Хеллсинги никогда не бегут с поля боя. Они только отступают и перегруппировываются. Показывай, где твой подземный ход. – Прятаться от мертвецов на кладбище? – с сомнением заметил Уолтер. – А где же еще? – отвечал юноша. – Ведь мертвецы-то все здесь, на кладбище ни одного не осталось! «Интересно, откуда этому чуду природы так хорошо известны повадки зомби?» – спросил себя Алукард. Но эта промелькнувшая мысль тут же исчезла, оттесненная более насущными проблемами. Мрачные сырые своды подземного хода нависали над самыми головами бойцов. Порой приходилось пригибаться и почти ползти на четвереньках. Облегчало положение только то, что зомби, хотя и следовали за оперативниками, нападать почему-то не спешили. – Похоже, присутствие нашего юного друга их и вправду смущает, – заметил Уолтер. – Я бы на их месте тоже смутился, – пробормотал Алукард. – По правде сказать, более неаппетитной персоны… – Хозяин! – громким шепотом воскликнула Виктория. – Не нравится – не ешьте, но зачем же обижать человека? Честное слово, вы иногда бываете так бестактны… И начала всхлипывать, видимо, вспомнив многочисленные случаи, когда Алукард проявлял бестактность по отношению к ней самой. – В самом деле, очень необычные undead’ы, – не унимался Уолтер. – Наполненные кровью глаза, как я уже имел честь вам сообщить, означают, что они находятся под контролем некоей внешней силы… – Фрика? – поинтересовалась Интегра, инстинктивно хватаясь за револьвер при мысли о братьях Валентайнах. – Отнюдь, – отвечал Уолтер. – Зомби, в отличие от упырей, подчиняются лишь некромантам или себе подобным – так называемым Повелителям Зомби или Zombie-lord’ам. Чрезвычайно интересные создания, о которых у Гюйгарта рассказывается много любопытного. Будучи, в сущности, такими же живыми мертвецами, они, тем не менее, до некоторой степени обладают разумом и, отдавая своим подчиненным телепатические команды… Андедологическая лекция была прервана громким визгом. Здоровенный покойник, неслышно вынырнув из бокового прохода, облапил Викторию и потащил ее куда-то во тьму. Оперативники замерли. Чувство долга боролось в них с эгоистическими побуждениями. – Сам напал – пусть сам и выкручивается, – злорадно пробормотал Алукард. Но тут в дело вмешался юноша. – Что ты делаешь? – вскричал он, бросаясь за мертвецом. – А ну немедленно отпусти девушку! – Арргх! – ворчливо согласился зомби и, выпустив Викторию из смертоносных объятий, растворился в темноте. – Как интересно, – промолвил Уолтер, любознательность которого равнялась только его эрудированности. – До сих пор в литературе не было описано случаев голосового воздействия на андеда. Если выберемся отсюда живыми, непременно напишу об этом в «Вестник Передовой Некромантии». – Виктория! – с тихим бешенством в голосе проговорил Алукард. – Почему ты не использовала свою сверхчеловеческую силу? – Я растерялась, хозяин, – смущенно призналась Виктория. – Этот зомби был такой противный, от него так дурно пахло… Вдруг кто-то положил ей руку на плечо. – Не говори так, – тихо попросил юноша. – Ведь совсем недавно он был человеком. Таким же, как я и ты. Уолтер смущенно потупил взор. Алукард как-то странно хрюкнул. Виктория подняла на своего спасителя полный обожания взгляд. – Какой ты благородный! – воскликнула она. – И ты спас мне жизнь, а я еще даже не знаю, как тебя зовут! Тут молодой человек задумался. – Странно, – проговорил он наконец, потирая лоб, – наверное, от страха и потрясения собственное имя совершенно вылетело у меня из головы. Помню, что меня как-то звали, но как… – Бедненький! У тебя амнезия! – воскликнула Виктория. – Я такое видела по телевизору! Не переживай, в последней серии ты обязательно все вспомнишь! Через несколько поворотов зомби отстали. А вскоре впереди показался бледный сумеречный свет. Еще несколько минут – и оперативники с наслаждением вдохнули свежий воздух. Вокруг расстилалось кладбище, освещенное лучами заходящего солнца. Прямо перед ними возвышался массивный и аляповатый старинный склеп с большим ржавым замком на дверях. Члены организации «Хеллсинг» вздохнули с облегчением – в таких местах они чувствовали себя, как дома. – Сейчас вызовем вертолет, – сказала Интегра, – и отступим для перегруппировки в поместье Хеллсингов. – А я? – робко спросил юноша. – Куда же мне теперь? На глазах у Виктории выступили слезы. – Сэр Хеллсинг, давайте возьмем его к нам в организацию! – предложила она. – Он такой умный, такой смелый, такой благородный – и такой одинокий! Давайте заменим ему папу, маму, и бабушку, и тетю Матильду, и… – тут она смущенно умолкла, вспомнив о собачке Тяпе. Ко всеобщему удивлению, Алукард поддержал свою подопечную. – В самом деле, – проговорил он необычно мягким тоном, – мы многим обязаны молодому человеку. Давайте предоставим ему хотя бы временное пристанище. – Ты что, рехнулся? – прошипела Интегра, толкая его локтем в бок. – Мало нам Виктории?! – Вот именно! – зашипел в ответ Алукард. – Если их будет двое, они нейтрализуют друг друга! Интегра с сомнением покачала головой. – Что ж, под твою ответственность, – промолвила она. – Только как же мы будем его звать, если он даже имени своего не помнит? – Зовите меня Десмондом, – предложил молодой человек, устремив вдаль мечтательный взор. – Или Мэрдоком, или Вальмонтом. Я всегда мечтал, чтобы меня звали как-нибудь так, а не… не так, как на самом деле. – Ладно, – заключил Уолтер, отечески похлопав юношу по плечу. – Будем звать тебя просто Найденыш. И никто не задумался о том, почему Найденыш не вспомнил о подземном ходе раньше, до появления оперативников. Никто не задумался. А следовало бы.

Ответов - 15

Шинигами: Глава вторая в которой мы знакомимся с семейными традициями Хеллсингов. Вызывать подкрепление не пришлось: странные красноглазые зомби, опустошившие Хэмптон, словно сквозь землю провалились, и организация «Хеллсинг» вернулась к обычной условно-мирной жизни. Безымянный «сын полка», которого все звали Найденышем, быстро прижился на новом месте. Целые дни он проводил на тренировочной площадке и на стрельбище, старательно овладевая премудростями оперативной работы, а по вечерам часто бывал в замке, сидя у камина и слушая рассказы Уолтера о прошлых славных боях. Но больше всего времени он проводил с Викторией. Молодые люди легко нашли общий язык: юноша рассказывал Виктории о тяжелом детстве, о суровом и деспотичном отце, та в ответ жаловалась на строгого хозяина. Ночи напролет они гуляли по саду, читая друг другу стихи и беседуя о прочитанных книгах; завязавшаяся между ними дружба постепенно перерастала в более глубокое чувство. Алукард был счастлив. Однажды ненастным вечером, когда за окнами лил дождь и уныло завывал ветер, вся компания собралась у камина в гостиной замка Хеллсингов. За стенами замка бушевала буря, но здесь было тепло и уютно, и казалось, что никакие грозы не могут проникнуть в этот мирный дом. – Леди Интегра, – заговорил вдруг Найденыш, – я давно хотел спросить, но не решался: отчего у вас такое странное имя? – Это семейная традиция, – печально улыбнулась Интегра. – Видишь ли, Абрахам ван Хеллсинг, основатель нашего рода, питал страсть к математике. К сожалению, страсть была безответной: он получил докторские и профессорские степени во множестве наук, и только математика ему не давалась. Вот он и решил взять реванш необычным способом – нарек троих своих сыновей Тангенсом, Котангенсом и Циркулем. С тех пор и повелось, что хотя бы один Хеллсинг в каждом поколении носит математическое имя. – Да, тяжела участь Хеллсингов, – вздохнул Уолтер. – Не зря говорят, что в жилах сэра Абрахама текла черная кровь. Дурная наследственность мстит за себя: из поколения в поколение Хеллсинги-отцы жестоки и безжалостны к своим детям. – Как это ужасно! – потупившись, проговорил юноша. – Уолтер, ты забываешься, – строго одернула дворецкого Интегра. – Хеллсинги не так уж жестоки… и далеко не в каждом поколении… вот моего отца, например, звали по-человечески! – А ваш дядюшка? – скорбно усмехнулся дворецкий. – Уж ему-то ваш дед показал небо в алмазах! Его позорная и ужасная судьба была предрешена при крещении. Сами подумайте – наречь младенца Дискриминантом!.. – Чем же кончил этот несчастный? – со странной дрожью в голосе поинтересовался юноша. – Кончил, разумеется, плохо, – загадочно отвечал Уолтер (глаза его загорелись в предвкушении очередной поучительной истории), – а вот чем он начал и чем продолжил – могу изложить во всех подробностях. И, не обращая внимания на Интегру, все сильнее хмурившую брови, Уолтер начал рассказ. – Сэр Параллелипипед, дед нынешней леди Хеллсинг, – так он начал, – был человеком крутым и даже среди Хеллсингов необычно суровым. Своего старшего сына он, и верно, назвал Артуром и относился к нему (для Хеллсинга) довольно мягко – зато на младшем отыгрался сполна. Старик часто повторял, что Дискриминант, по всему видно, не его сын, что, должно быть, покойница-жена ему изменила; «и готов поклясться, – добавлял он, – изменила с кем-нибудь из тех, кого мы, Хеллсинги, ловим не покладая осиновых колов». Мне думается, он был несправедлив к покойной; однако нельзя не признать, что юный Дискриминант и вправду рос в семействе белой вороной. Слишком уж он был привержен тому, что в мои времена именовалось байронизмом, а у нынешней молодежи – «готикой», или, в просторечии, малахольностью. Нет, он, конечно, мог отжаться на кулаках двести раз подряд – все-таки в жилах его текла кровь Хеллсингов; но отжимался, прямо скажем, без энтузиазма. Все свободное время он проводил в библиотеке; и читал не трактаты по вампиризму и борьбе с ним – о нет, его интересовали романы да мрачные стишки про любовь-кровь, кресты и могилы. Отец не оставлял стараний наставить сына на путь истинный: немало тростей обломал он о спину Дискриминанта, стремясь пробудить в нем ответственность, гордость и мужество, приличествующие Хеллсингу. Но все было напрасно. Однажды – юному Дискриминанту было в то время лет семнадцать, совсем как тебе, Найденыш, – отец решил, что пора приучать его к делу. Первое задание было несложным: отправиться на кладбище, одного из насельников которого подозревали в вампиризме, и проследить за могилой. Дискриминант отправился на задание – и пропал, словно сквозь землю провалился. Уже и кладбище окружил отряд оперативников, и вампира проткнули осиновым колом – а юного Хеллсинга все не было. Оперативники предположили, что его убил вампир, а то, что осталось, сожрали гули, и не знали, как сообщить эту печальную весть отцу; но тут один молодой солдат, – рассказчик не назвал имени, но по гордому блеску в глазах легко было догадаться, что звали молодого солдата Уолтером, – сообразил, что даже самый голодный гуль не стал бы пожирать труп вместе с одеждой. Оперативники начали обыскивать кладбище – и точно, обнаружили Дискриминанта, живого и здорового, мирно дремлющим в старом склепе. Оказалось, устав наблюдать за могилой, он отошел почитать надписи на камнях и полюбоваться на мраморных ангелов – и (как он сам объяснял) завороженный готической прелестью кладбища, совершенно забыл о своем задании. Гнев сэра Параллелипипеда был ужасен. Старик проклял сына и приказал ему больше не показываться на глаза. Имя Дискриминанта было вычеркнуто из семейных документов, из семейной Библии и даже из учебников математики, что хранятся в библиотеке Хеллсингов. Так еще одна страница алгебры оказалась закрыта для потомков – еще одна, ибо это была далеко не первая семейная ссора в роду Хеллсингов. Слушая эту историю, Найденыш отодвинулся от камина в тень, так что никто не мог разглядеть его лица. – И что же, – спросил он как-то странно изменившимся голосом, – с тех пор никто не видел несчастного Дискриминанта? – Увы, кое-кто видел, – отвечал Уолтер. – Леди Интегра расскажет вам об этом лучше меня. Когда сэр Артур лежал при смерти, изгнанник посмел явиться к его одру – но, боже мой, в каком он был виде! На нем был черный плащ некроманта, расшитый черепами, а в руке – посох из человеческих костей с мертвой головой вместо навершия; все это в сочетании со свойственным ему от природы выражением лица производило столь гнетущее впечатление, что, несомненно, ускорило смерть его бедного брата. – Этот негодяй предал наше дело, – низким от ярости голосом произнесла Интегра. – Сперва он разочаровал моего деда, а затем отрекся от Бога и занялся богопротивной некромантией. И знаешь, что сказал этот мерзавец, когда тело моего отца еще не успело остыть? Объявил, что готов взять на себя бразды правления Организацией! Пришлось пристрелить скотину. Что еще я могла сделать? – Какая ужасная история! – проговорила Виктория и привычно разразилась рыданиями. Она отвлекла на себя общее внимание, и никто не заметил, что юный Найденыш бледен как смерть, что глаза его горят странным огнем, слишком похожим на кровавый огонь в глазах хэмптонских зомби. Глава третья В которой раздаются голоса во тьме …Страшная буря разыгралась над ночным Лондоном. Ветер воет, словно обреченный на казнь, и душераздирающе скрипят ему в такт ветви столетних деревьев. Но сквозь вой ветра, сквозь шум дождя и сквозь скрип ветвей проникает голос – голос не звучащий, но раздающийся в мозгу, и говорящий не словами, но мыслями и образами: – Спишь ли ты, сын мой? Забыл ли обо мне? Можешь ли спокойно спать, когда отец твой так страдает? – Нет, отец, я не сплю и не забыл о тебе. Снова и снова думаю я о том, что тебе пришлось пережить, и сердце мое содрогается. – Я не верю тебе, неблагодарный сын! Ты соблазнен жизнью живых, ты уже и сам воображаешь себя живым! Ты забыл о сыновнем долге! – Нет, отец, я не забыл. Клянусь, я отомщу за тебя. Я буду карающим мечом в твоей мертвой руке – холодным, острым, не знающим жалости мечом! Плачет за окном ветер, и катятся по стеклу холодные слезы дождя… Страшной была эта ночь, и утро, пришедшее вслед за ней, оказалось еще страшнее. Мертвецы с глазами, полными крови, встали из могил и наводнили Лондон. Нигде не было от них спасения. Страх и ужас воцарились в городе. Меж тем, как простые люди в ужасе спасались от восставших мертвецов, глубоко в подземельях лондонского underworld’а кипела своя, незримая миру не-жизнь. В одной из самых глубоких лондонских катакомб с незапамятных времен существовала зала, располагавшаяся так глубоко, что, в сущности, уже и не принадлежала этому миру. В ней не было ни окон, ни дверей, и вход в нее открывался лишь избранным. Стены залы были украшены полуискрошившимися барельефами, изображавшими сцены из истории вампиризма, а посередине стоял огромный, резной, покрытый толстым слоем пыли трон из черного дерева. Уже более столетия этот трон пустовал – но не потому, что не находилось желающих. Вот и сейчас, как часто случалось и прежде, тени в дальнем углу залы зашевелились и начали сгущаться. Из мрака выступил седовласый старик, одетый в длиннополый черный кафтан средневекового покроя, с горделивой осанкой, хищным лицом и длинными вислыми усами. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, старик принял самый безразличный вид и принялся прогуливаться вдоль стен, делая вид, что разглядывает барельефы, и постепенно сужая круги вокруг трона. Но когда он уже приблизился к заветной цели, в другом конце залы вдруг послышался глухой раскат грома, камерно сверкнула молния, и из клубящихся теней появился человек на вид лет тридцати, одетый изящно и пышно, по венгерской моде шестнадцатого столетия. Ястребиное лицо его следовало бы назвать красивым, если бы его не портило выражение высокомерия, алчности и злобы. – Какая встреча! – воскликнул молодой человек с наигранным удивлением. – Граф Орлок! Вас ли я имею честь здесь видеть? – Как, это вы, любезный барон Варгоши? – с ненаигранной досадой отозвался старик. – Не нахожу слов, чтобы выразить… гм… радость от нашей встречи! – Позволено ли мне будет узнать, – с поклоном поинтересовался тот, кого назвали бароном, – что занесло вас в эти палестины на сей раз? – Воздух в этих катакомбах полезен для моего ревматизма, – с кислой улыбкой ответил старик. – А вы, дорогой мой барон, что здесь потеряли? – Я, знаете ли, ценитель прекрасного, – невозмутимо отвечал барон. – Эти барельефы… Некоторое время два Великих Вампира мерили друг друга злобными взглядами. – Любезный граф, – запустил пробный шар Варгоши, – вы не возражаете, если я присяду? А то в ногах, знаете ли, правды нет… – Юный невежа! – прогрохотал граф. – Или вас не учили, что сидеть в присутствии старших неприлично? В черных глазах барона сверкнула ярость. – Что же вы сами не садитесь, любезнейший? – процедил он. – Уж не потому ли, что, по преданию, только достойный может занять трон Князя Вампиров? – А вам-то какая печаль? – едва сдерживая гнев, проговорил Орлок. – Надеюсь, себя вы среди достойных не числите? Назревала некрасивая сцена. Неминуемую схватку между двумя Великими предотвратило новое явление: тени заклубились в очередной раз, и из мрака выступила на середину залы фигура в плаще и широкополой шляпе. – Вот те на! Еще один претендент! – воскликнул барон. Забыв на время о своих разногласиях, оба Великих Вампира развернулись и приняли боевую стойку. Как ни ненавидели они друг друга, но Алукарда оба ненавидели еще сильнее. – Так-так, – проговорил Алукард. – Черный Граф и Мятежный Барон! Те же лица в тех же декорациях. Вижу, господа, вы опять взялись за свое? Успокойтесь, мои старые враги: я не собираюсь истреблять вас по поручению организации «Хеллсинг», да и на звание Короля Вампиров не претендую. Я пришел с миром: мне нужен ваш совет. Великие переглянулись. – Врет, собака, – прошептал искушенный в интригах граф. – Глаза нам отводит. – Вам двоим известны все тайны underworld’а, – продолжал Алукард, – и все сплетни мира мертвых. Не знаете ли вы, что за вампир, колдун или некромант наслал сперва на Хэмптон, а затем и на Лондон толпу красноглазых зомби, и что он этим хотел сказать? – Смотрите-ка, любезный барон, – проговорил граф, издевательски улыбаясь в усы, – как за нами с осиновым колом по кладбищам бегать, так он нас на «вы» не называл! А как приперло… – Просто удивительно, до чего некоторые близко к сердцу принимают проблемы этих ничтожных смертных, – заметил барон. – Прямо смотреть жалко. Вот уж поистине: с кем поведешься, от того и наберешься! Алукард заскрипел зубами. Он не мог надавать этим мерзавцам тумаков: сейчас ему была нужна информация. – Ну что ж, – отозвался он с наигранным смирением, – вижу, хозяевам Лондона неизвестно, что творится в Лондоне. Попробую навести справки где-нибудь еще. Спрошу у отца Андерсона – вдруг он знает. Вампиры позеленели от злости. Алукард двинулся к углу, где клубились тени. Вампиры молча переглядывались: в каждом из них желание насолить Алукарду боролось с желанием подавить соперника эрудицией. Граф Орлок не выдержал первым. – В былые годы, – проговорил он, смерив барона надменным взглядом, – я был дружен с одним черным магом, ныне покойным. Был у него один ученичок… не знаю, где сейчас этот юноша – я давненько ничего о нем не слышал – но, судя по тому, что рассказывал мой друг о его подвигах, подобные глупости вполне в его стиле... – Да не слушайте вы этого старого маразматика! – воскликнул барон, оттирая соперника плечом. – Говорите, зомби сперва появились в Хэмптоне? Тогда, клянусь Великой Тьмой, это дело рук Хэмптонского Дуралея! Алукард навострил уши. – Сам не знаешь, что несешь, наглый юнец! – одернул его граф. – Хэмптонский Дуралей виноват – надо же такое выдумать! Формально он, конечно, некромант, но на деле-то даже себя самого из могилы поднять толком не смог! – Подождите, – прервал его Алукард. – Расскажите-ка все по порядку. – Хэмптонский Дуралей, иначе именуемый Полудохлым, – начал барон, – это бывший некромант, который еще при жизни пожелал сделать себя бессмертным. Однако из-за некоторых личностных особенностей, отразившихся в его прозвище, при наложении заклятий он что-то перепутал и, когда его все-таки кокнули, сделался Half-Dead’ом – наполовину живым, наполовину мертвецом. Пристыженный своей неудачей, он скрылся в склепе на старом Хэмптонском кладбище и, говорят, никогда оттуда не выходит. Думаю, он вполне мог обозлиться на весь мир и задумать страшную месть. – Глупости! – прервал его граф. – Я кое-что о нем слышал: говорят, он и при жизни, и после смерти был озабочен одной-единственной проблемой – продолжением своего рода. Но в силу, как совершенно верно заметил мой оппонент, некоторых личностных особенностей ни тогда, ни сейчас ему ничего не светило. – Благодарю вас, – вежливо ответил Алукард, – вы оба мне очень помогли. Враги переглянулись. «А не сболтнул ли я чего-нибудь лишнего?» – подумал каждый. – Ладно, я пошел, – проговорил Алукард. И, уже наполовину скрывшись в клубящихся тенях, обернулся и добавил: – А что касается этого, – кивнув на трон, – то я вам, господа, советую все-таки определиться. Будете и дальше ходить кругами – дождетесь, что вампир Лестат на него усядется! С этими словами он сверкнул своей фирменной улыбкой и растворился во тьме. Великие Вампиры проводили его недобрыми взглядами. – Постыдился бы! – пробормотал граф. – Да уж! – отвечал барон. – Упоминать о подобных личностях в священном месте… Лестат был хорошо известен всем лондонским вампирам – и, увы, известен далеко не с лучшей стороны. В этот миг далеко-далеко в наземном мире Биг-Бен начал отбивать полночь. Наступило колдовское время – единственный миг, когда достойнейший из вампиров мог занять Княжеский Трон. Черный Граф и Мятежный Барон смерили друг друга злобными взглядами. – Он прав, – проговорил барон. – Пора наконец определиться. – В самом деле, пора, – ответил граф, засучивая рукава и извлекая из-за пояса старинный серебряный кинжал. И, пока часы отбивали удар за ударом, и одна за другой уходили драгоценные секунды, двое Великих валяли друг друга по полу, сцепившись и изрыгая грязные ругательства на десятке живых и мертвых языков. И в этот раз, как и во все предшествующие, трон Князя Вампиров остался незанятым.

Шинигами: Глава четвертая В которой мы слышим признания засланного казачка Страх и ужас, как уже было сказано, царили в Лондоне. Городские улицы опустели: одни отвратительные красноглазые твари шатались по ним, сея панику среди немногих уцелевших жителей. Все, кто мог, бежали из города куда глаза глядят; тех, кто не успел убежать, ожидала самая незавидная участь. Рыцари организации «Хеллсинг» трудились, не покладая пистолетов с серебряными пулями – но на место десяти уничтоженных зомби вставала сотня свежеукушенных, и не было им конца. Интегра Хеллсинг потеряла покой. Чувство глубокой, непреходящей вины не покидало ее ни днем, ни ночью. Так уж повелось, что, по какой бы причине в Лондоне не воцарялся страх и ужас, крайними всегда оказывались Хеллсинги. Раз за разом личный бронетранспортер Интегры покидал поместье и кружил по лондонским улицам. По опыту предыдущих серий Интегра установила, что самый эффективный способ борьбы с зомби – давить их гусеницами. Вот и сегодня руководство организации в сопровождении стажеров – Виктории и Найденыша – выехало в обычный рейд. Страшная картина разрухи и запустения предстала глазам оперативников. Глядя на горы трупов на обочинах дорог, юноша не мог сдержать невольных слез. – Как жаль, – воскликнул он, – что живые и мертвые не могут сосуществовать в мире! От этой сентенции остальные даже не поморщились, ибо уже привыкли к его манере выражаться. Только Виктория наградила его восхищенным взглядом и привычно прошептала: – Что за благородное сердце! Внезапно всеобщее внимание было привлечено скоплением зомби, которые, сгрудившись на перекрестке, пинали что-то ногами. Подъехав ближе, оперативники увидели, что жертвой мертвецов стал их старый неприятель – отец Александр Андерсон. – Нечестивцы! Богоборцы! – орал католик и устало отмахивался Библией с титановыми вкладками. – А-а! Представитель противоборствующей конфессии! – злорадно прошипела Интегра. – Интересно, сколько он еще продержится? – раздумчиво проговорил Алукард. – Никто не хочет сделать ставку? В этот момент отец Александр сделал мощный рывок и, оставив зомби позади, запрыгнул на край бронетранспортера. – Во имя Господа, – прорычал он, – немедленно спасите меня, подлые еретики! Пока гусеницы бронетранспортера месили зомбей, пытавшихся вернуть свою игрушку, отец Александр, человек неблагодарный, вскрыл стенку и проник внутрь. – Ага, нечестивцы! – проговорил он, дико озираясь кругом. – Наконец-то я попал в ваше подлое логово! – По-моему, попали как раз мы, – мрачно заметил Алукард. – Познайте же силу истинной Церкви! – проревел католик и с размаху окатил всех присутствующих целым душем святой воды из пульверизатора. Оперативники давно уже привыкли к modus operandi главного оружия католиков, так что вовремя успели раскрыть зонты. Один только Найденыш, никогда прежде не видавший живых католиков, сунулся поближе – ему и досталась основная порция. Реакция юноши была, пожалуй, чрезмерно экспрессивной – даже для столь юного и хрупкого существа, впервые повстречавшегося с католическим паладином. С диким криком юный Найденыш рухнул на пол и забился в конвульсиях. Поражены были все, не исключая и отца Александра. – Злобный фанатик! – вскричала Виктория, грозя католику кулачком. – Что ты наделал! Чем ты его облил?! Отцу Александру, кажется, и самому было не по себе. – Но это же просто вода, – пробормотал он. – Обычная святая вода… Интегра и Алукард переглянулись. Страшная догадка мелькнула в мозгу у обоих. – Избавься от преподобного, – коротко приказала Интегра, пинком отшвыривая Викторию от поверженного юноши. – А с этим я разберусь сама. Алукард, не говоря худого слова, взял отца Александра за шиворот и выкинул наружу, прямо в дружелюбно протянутые руки зомбей. Еще некоторое время святой отец волочился за машиной, цепляясь за бампер, затем отстал. Интегра осторожно похлопала юношу по щекам, приводя его в чувство. Открыв глаза, он обвел взором товарищей. Никто не улыбнулся в ответ на его смущенную улыбку: Алукард недобро щурился, Интегра смотрела на него строго и испытующе. В бронетранспортере царило напряженное молчание. – Мальчик, – негромко и очень серьезно сказала Интегра, – видит Бог, я не хочу тебе зла. Так сделай все, чтобы мне не пришлось причинять тебе зло. Выполни одну мою просьбу. Я жалею, что не попросила об этом раньше – но лучше поздно, чем никогда. Пожалуйста, прочти «Отче наш». Прямо здесь и прямо сейчас. И снова в кабине повисла напряженная тишина. – Знаете, – тщательно подбирая слова, сказал наконец Найденыш, – мой покойный отец был воинствующим атеистом и не воспитывал меня в религиозном духе, а сам я никогда не задумывался о тайнах мироздания. Мне кажется, я неверующий или, по крайней мере, сомневающийся… И вообще, – заключил он с ясной улыбкой, обводя оперативников кристально чистым взором, – Хари Кришна, товарищи! Но эта маза не прокатила. – Хорошо, – терпеливо сказала Интегра. – Я не прошу тебя читать наизусть. Просто повторяй за мной: «Отче наш, иже еси на небесех…» О ужас! Прекрасное лицо юноши дико исказилось, рот перекосился, глаза налились кровью и выкатились из орбит. Страшно шевеля лицом, хриплым чужим голосом он начал повторять слова молитвы – наоборот! – Однако! – проговорил Алукард. – А казачок-то засланный! Больше никто ничего не добавил – да и что тут можно было сказать? В наступившей мертвой тишине юноша, очень бледный, но спокойный, поднялся с пола и сорвал с рукава нашивку с эмблемой «Хеллсинг». – Вы угадали, – глухо сказал он, избегая смотреть в сторону Виктории. – Я – засланный казачок. Все это время я вас обманывал. Я лгал – и про отца, и про мать, и про бабушку, и про тетю Матильду… – Неужели и собачка Тяпа – тоже ложь? – вскричала Виктория, прижав руки к сердцу. Тень горькой улыбки скользнула по лицу юноши. – Нет, – ответил он. – Собачка Тяпа существует, но… но лучше вам не знать, что это за собачка. Да, все это время я вас обманывал: но теперь я хочу облегчить душу и рассказать правду – только правду и ничего, кроме правды. – Какая честность! – восхищенно прошептала Виктория. Интегра побледнела. – Какую же еще правду ты хочешь нам открыть, адское отродье? – прорычала она. – Когда вы узнаете всю правду, – печально, но твердо ответил юноша, – то пожалеете о том, что назвали меня адским отродьем. Леди Интегра: я – Повелитель красноглазых зомби, с которыми вы сражаетесь; и еще я – ваш кузен, сын злосчастного Дискриминанта, погибшего от вашей руки! Послышался деревянный стук: Интегра грохнулась в обморок. – Моя биография проста, – продолжал юноша. – Я родился мертвым. Лежа на холодном столе в морге роддома номер шесть, я горестно размышлял о том, что никогда не узнаю радостей жизни – как вдруг отворилась дверь, и в морг проскользнула зловещая фигура, закутанная в черный плащ некроманта. Фигура подошла к столу и погладила меня по голове костлявой рукой. От нее исходил могильный смрад, однако я сразу ощутил к ней доверие – ведь этот страшный человек был единственным, кто отнесся ко мне с любовью и лаской! «Бедный малыш! – глухо проговорил некромант. – Живые оставили тебя – но я, Дискриминант Хеллсинг, тебя не покину! При жизни мне так и не удалось обзавестись детьми; но теперь ты станешь мне сыном. Я обучу тебя всему, что умею сам, я буду с тобой добр и ласков, и никогда не стану обижать тебя так, как обижал меня мой отец!» Он впрыснул мне в жилы каплю своей черной крови – и я стал Хеллсингом. Он произнес надо мной оживляющие заклинания – и я стал undead’ом. Он дал мне прочесть несколько запретных рукописей – и я стал Повелителем зомби. – Он взял тебя под свое крылышко – и ты стал таким же неудачником, – пробормотал Алукард, вечный циник. – Вы, должно быть, догадались, – продолжал юноша, – что к этому времени мой отец был уже убит. Увы, заклинание бессмертия подействовало лишь наполовину: после смерти он сделался half-dead’ом. Алукард хлопнул себя по лбу. – Хэмптонский Дуралей! – вскричал он, не веря своим ушам. Юноша слегка покраснел. – Папа не любит, когда его так называют, – с достоинством ответил он. – Это все происки конкурентов. Так вот, отец воспитал меня в ненависти к леди Интегре и в убеждении, что я, именно я, рано или поздно должен стать главой организации! И вот я отправился на первое боевое задание. Мне предстояло внедриться в организацию «Хеллсинг» и выведать все ее страшные тайны. Вы меня раскрыли – но я успел узнать достаточно. – Но как же ты мог… – прерывающимся голосом проговорила Виктория, – как ты мог натравливать зомби на ни в чем не повинных людей? Юноша тяжело вздохнул. – Ты не представляешь, как тяжело было у меня на сердце, – признался он. – Но долг перед отцом – превыше всего. Однако я никогда не позволял своим мертвецам убивать больше, чем они могли съесть. И всегда приказывал начинать с головы, чтобы люди не так страдали. – Какая гуманность! – прошептала Виктория. Интегра открыла глаза. – Убейте его, – приказала она слабым голосом. – Немедленно. Виктория страшно закричала и закрыла лицо руками. Алукард со вздохом разрядил в юношу пистолет, заряженный серебряными пулями. – Да, знаете, я вам еще забыл сказать, – проговорил новоявленный Zombie-lord, рассеянно выковыривая из груди серебряные пули. – Видите ли, скастовать бессмертие на самого себя у папы не получилось, и он продолжил эксперименты на мне. Со мной ему повезло больше. Я бессмертен. Меня невозможно убить. Это мой дар и мое проклятие. – Это наше проклятие! – прорычала Интегра, яростно (и совершенно безрезультатно) всаживая родственничку в сердце портативный осиновый кол. – Вот именно, – заметил Алукард. – Что-то ты не выглядишь сильно огорченным. Юноша виновато развел руками. – Извините, – сказал он. – Просто мне всегда хотелось сказать что-нибудь этакое, про дар и проклятие. А тут представился случай... – Интересно, интересно, – послышался из-за руля невозмутимый голос Уолтера. – В чисто физиологическом смысле молодой человек не является потомком сэра Дискриминанта – однако сходство в повадках налицо. Я всегда говорил, что семейные черты определяются не генетикой, а воспитанием! – Ну хорошо, – устало проговорила Интегра, отшвырнув в сторону бесполезный кол, – убить тебя нельзя. Но хоть что-нибудь с тобой сделать можно?! – Лучше бы вам не задавать таких вопросов, маста, – прошептал Алукард. – Он так невинен, что может сказать что-нибудь совершенно неприличное! – Вообще-то можно, – ответил юноша. Судя по всему, он очень переживал из-за того, что вынужден был так огорчить своих друзей, и хотел хоть чем-то смягчить их горе. – Если бы вы знали мое имя, то я оказался бы в вашей власти. Тогда вы могли бы повелевать мною. Только имени-то вы не знаете, потому что я вам не сказал, как меня зовут! – Так вот зачем этот щенок симулировал амнезию! – протянула Интегра. – Десмонд, значит… Вальмонт… И кто же ты на самом деле – Пигсли? – А этого вы никогда не узнаете, – с мрачным достоинством отвечал юноша. – Скажу лишь еще одно: когда я вышел из склепа, мое сердце было полно ненависти. Но теперь, когда я жил с вами в одном замке, спал под одной крышей, сражался на одной с вами стороне – я не могу больше вас ненавидеть. Я не враг ни вам, леди Интегра, ни вам, милорд Алукард, ни, конечно, тебе, Виктория. Хоть вы и пытались меня убить, – тут огромные голубые глаза его наполнились слезами, – но я вам прощаю. А теперь я уйду и уведу с собой свою армию. За мной, мои верные покойники! С этими словами он повернулся и шагнул в пролом, проделанный отцом Александром. Никто не успел его остановить.

Шинигами: Глава пятая В которой мы наблюдаем сперва семейный скандал, а затем – другую сцену, более деликатного свойства – Все верно, – устало проговорила Интегра, захлопнув толстый том Гюйгарта Падуанского. – Если громко назвать Повелителя Зомби по имени, он теряет силу и начинает подчиняться тому, кто его назвал. – И, подумав, добавила: – Вот скотина! – Какое изощренное коварство! – с тайной гордостью прошептала Виктория. – Сэр Хеллсинг, – мягко заговорил Уолтер, – старайтесь во всем видеть хорошие стороны. – Это какие же? – мрачно поинтересовалась Интегра. – Ну… гм… например, вы обрели давно потерянных родственников. Выяснилось, что вы не одиноки в этом мире… – Почувствовав, что Интегра готова потерять самообладание, он поспешно добавил: – Несмотря ни на что, этот юноша проявил себя, как настоящий Хеллсинг. – Но он же беспросветный идиот! – простонала Интегра. – И тем не менее ему удалось всех нас обвести вокруг пальца. Наивен – и хитер, как лиса, простодушен – и коварен; я узнаю в нем фамильные черты вашего рода. – Да, – с тяжелым вздохом ответила Интегра, – он действительно Хеллсинг. Именно поэтому я не успокоюсь, пока он не окажется в подвале нашего замка, на самой крепкой цепи! – Но как нам выведать тайну его имени? – воскликнул Уолтер. – У меня есть план, – подал голос молчавший до сих пор Алукард. – Думаю, ни от кого не укрылось, что этот юный романтик неравнодушен к Виктории. Будем ловить его на живца – точнее, на мертвеца. – Но ведь Виктория тоже к нему неравнодушна! – заметила Интегра. – Тем лучше, – цинично усмехнулся Алукард. – Достовернее сыграет свою роль! На хорошеньком личике Виктории отразились смешанные чувства. Она была горда тем, что наконец получила первое боевое задание – но сердце ее содрогалось при мысли о том, с чем это задание связано. – Хозяин, – произнесла она наконец с трудом, кусая губы, – я выполню любой ваш приказ. Распоряжайтесь мною. Я не посрамлю организацию «Хеллсинг»! – Тогда слушай, что ты должна сделать – и слушай внимательно, я не стану повторять дважды! – пригрозил Алукард, наученный горьким опытом. Затем, критически оглядев свою подопечную, добавил: – А лучше даже запиши… В мрачном старинном склепе, куда уже много лет не ступала нога живого, было темно и тихо. Лишь редкие вздохи и трубное сморкание нарушали мертвенную тишину. Бывший Дискриминант Хеллсинг, а ныне Хэмптонский Дуралей, именуемый также Полудохлым, предавался воспоминаниям. Безрадостные картины прошлого проплывали у него перед глазами. Он вспоминал, как бежал из дома – опозоренный, проклятый отцом, лишенный наследства Хеллсингов. В ушах у него еще звенело от последней оплеухи сэра Параллелипипеда; в будущем он не видел для себя ничего, кроме горя и стыда. Ноги сами принесли его на кладбище, ставшее причиной его позора. Рухнув на могильную плиту, юноша горько зарыдал. Долго он бился головой о холодный камень, то взывая к небесам, то разражаясь богохульствами в тщетной надежде, что карающая молния положит конец его страданиям. Небеса оплакивали его горькую участь дождем, но молнии не было. Наконец, утомившись, юный Дискриминант сел, привалившись спиной к покосившемуся кресту, и взглянул в пустые глазницы ближайшего мраморного ангела. – Вот возьму и умру! – строго сказал он ангелу. – Тогда-то вы все пожалеете! Буду лежать в гробу, такой бледный и красивый, весь в цветах – все будут плакать, и папа, и Артур тоже заплачет, но будет поздно! В просвете туч блеснул луч солнца, и юноше показалось, что по безмятежному лицу ангела скользнула циничная ухмылка. – Даже изваяния смеются надо мной! – вскричал несчастный. – Что ж, тогда… тогда… тогда я перейду на Темную Сторону! Вот продам душу дьяволу – и посмотрим, как вы все тогда попляшете! К счастью, дьявола поблизости не случилось – иначе, пожалуй, карьера юного Дискриминанта оборвалась бы немедленно. Но никто не отвечал на его отчаянный зов, и наконец, устав от переживаний, юноша забылся тяжелым сном без сновидений. Проснулся он глубокой ночью от ощущения, что рядом находится какая-то злобная сущность. Мгновение спустя это ощущение подтвердилось чувствительным пинком под ребра. Открыв глаза, юноша обнаружил над собой высокую мрачную фигуру, закутанную в черный плащ. – Ничего не понимаю, – замогильным голосом проговорила фигура. – Где мой приятель-вампир, и что это за чучело разлеглось на его могиле? – Это вы мне, сэр? – робко спросил Дискриминант. – Тебе, жалкий смертный, кому же еще! – прогремел над ним замогильный голос. Услышав эту фразу, Дискриминант проглотил свой следующий вопрос: «Сэр, вы, должно быть, кладбищенский сторож?» По словам «жалкий смертный» он сообразил, что перед ним, по крайней мере, черный маг. – Простите, – пробормотал он, – я не знал, что эта могила занята. А ваш приятель-вампир – это тот, которого мы, Хеллсинги, завалили сегодня утром? Но прежде, чем тяжелый посох с навершием в форме черепа обрушился ему на голову, Дискриминант принял решение. Повинуясь внезапному порыву, он упал перед колдуном на колени и воскликнул: – Сударь, пожалуйста, возьмите меня к себе в ученики! Все равно я больше никому не нужен! Папа от меня отрекся, брат Артур только и знает, что смеяться надо мной! Пожалуйста, сделайте меня злобным и ужасным, чтобы они все боялись! Кладбищенские вороны взмыли в небеса, потревоженные раскатом замогильного хохота. – Отпрыск Хеллсингов хочет стать некромантом! – вскричал черный маг, вздымая к небесам свой посох. – Клянусь Великой Тьмой, это и вправду забавно! Что ж, почему бы и нет? Правда, он идиот – но настоящему злодею это не помеха… Отвечай, Хеллсинг: готов ли ты на все, чтобы отомстить своим родственникам? – Готов, – глухо ответил Дискриминант. – Готов ли к участи, которая страшнее смерти? – Готов, – отвечал Дискриминант, бледный, но решительный. Посох с навершием в виде черепа чувствительно съездил его по плечу. – Встань, мальчик, – приказал колдун. – Судьба твоя решена. Ты станешь позорищем для рода Хеллсингов – и посмешищем для всех остальных!.. Вспоминал Дискриминант и о тяжких годах ученичества, и о не менее тяжелом периоде самостоятельной деятельности. Вспоминал о том, как долгие годы посвятил одной цели – попыткам продолжить свой род. Желание иметь детей превратилось у него в навязчивую идею: «Если мне не удастся стать главой организации «Хеллсинг», – думал он, – пусть удастся это кому-нибудь из моих потомков. Уж я-то к своим детям буду добрее, чем был ко мне отец!» Увы: как верно подметил несколькими главами ранее граф Орлок, совокупность личных черт Дискриминанта отнюдь не располагала прекрасных (и даже не очень прекрасных) дам одаривать его своей благосклонностью. Даже гарпии и горгульи воротили от него нос. А вот и самое ужасное воспоминание! Прослышав, что брат Артур при смерти, Дискриминант подавил в своем сердце застарелую обиду. «Я подам ему руку примирения, – думал он. – Скажу: довольно мы враждовали, брат. Я тебя прощаю. Не бойся умереть, Артур: ты оставляешь организацию «Хеллсинг» в надежных руках!» С этой мыслью он отправился в родовой замок – но можно ли без содрогания вспомнить, как его там встретили! Глухие рыдания сотрясли тишину склепа: Дискриминант вспомнил о том, как, очнувшись после выпущенных в него Интегрой тринадцати пуль, стал щупать себе пульс. На одной руке пульс прощупывался, на другой – нет. Один глаз открывался, другой – нет. Дышал он тоже как-то странно. А сердце не билось совсем. Тогда-то некромант и понял: что-то пошло не так. Не перемудрил ли он много десятилетий назад с заклинанием бессмертия? Но настоящий ужас ждал его в зеркале… И понял Дискриминант Хеллсинг, что обречен на долгие и долгие века оставаться Half-Dead’ом: на правую половину – живым человеком, на левую – разлагающимся трупом. И проклял себя Дискриминант Хеллсинг за то, что плохо слушал лекции и не учил матчасть. Гонимый горем и стыдом, он покинул мир и затворился в Хэмптонском склепе – печальный и угрюмый Хэмптонский Дуралей. Весь смысл его полу-жизни сосредоточился теперь в приемном сыне-undead’е, обретенном в морге роддома номер шесть. Но увы, и здесь Дискриминанта поджидала засада! Как ни старался он быть с сыном нежным, ласковым и терпеливым – черная кровь Хеллсингов брала свое. Разительное сходство мальчика с ним самим в молодости не радовало Дискриминанта: с каждым годом он становился все суровее и придирчивее, а в минуты раскаяния со все большим ужасом узнавал в себе отцовские черты. Горестные размышления Дискриминанта Хеллсинга прервал знакомый телепатический зов. По отчаянным нотам, звучащим в голосе сына, Дискриминант понял: произошло что-то недоброе – и небьющееся сердце его сжалось от предчувствия беды. – Папа! – раздался у него в мозгу жалобный стон. – Случилось страшное! Меня раскусили! Я не стал дожидаться, пока им откроется вся ужасная правда, и сам признался во всем! – Надеюсь, имя свое ты им не сказал? – сурово спросил отец. – Ну нет, я не такой дурак! – гордо отвечал Хеллсинг-младший. – Только фамилию. – Итак, теперь Интегра знает, что я жив… – зловеще подумал старый некромант. – Отец, да разве в этом дело? Пойми, я жил с ними в одном замке, сражался с ними плечом к плечу. Мне казалось, я завоевал их доверие и дружбу. Но когда решил облегчить свою совесть признанием, что я… ну… что я немножко неживой – они меня отвергли!!! И он горько зарыдал. «Бедный мальчик! – с нежностью думал Дискриминант. – Он страдает от одиночества и непонимания, совсем как я в юности…» Но тут, как не раз случалось и раньше, черная кровь Хеллсингов вскипела в его жилах. – Хватит реветь, слюнтяй несчастный! – рявкнул Дискриминант, скомкав и отшвырнув от себя носовой платок. – Переходи к делу! Удалось ли тебе выведать какие-нибудь страшные тайны Интегры и ее присных? Как луч солнца брезжит сквозь пелену туч, так залитое слезами лицо юноши озарилось слабой, но гордой улыбкой. – О да, – ответил он. – Я знаю секрет, который погубит леди Интегру навеки. Слушай внимательно, отец. – Ну? Ну? – в волнении выкрикнул Дискриминант. – Папа, в организации «Хеллсинг» РАБОТАЮТ ВАМПИРЫ!!! Томительное телепатическое молчание повисло между собеседниками. – Идиот!!! – воскликнул наконец несчастный отец. – Боже мой! За что мне это наказание? Ну в кого ты у меня такой недоумок! Хотя… постой, не отвечай – увы, я знаю ответ! – Но, папа…– простонал несчастный. – Еще оправдывается, паразит! – прорычал Дискриминант. Черная кровь Хеллсингов взыграла в нем в полную силу. – Съездил, называется, к родственничкам в гости! Еще и удовольствие получил, да? С интересными людьми познакомился, из ружья пострелять дали… И это все, что тебе удалось узнать?! Да об этом каждая лондонская собака знает! Скажи ты, что там работают люди – я бы сильнее удивился! – Но, папа… – Хватит стонать и охать! За работу, лоботряс! – ревел обуреваемый наследственным безумием Дискриминант. – Пока не изничтожишь их всех – на глаза мне не показывайся! Телепатическая связь прервалась. «М-да… – сказал себе юный Zombie-lord после продолжительного раздумья. – Похоже, папа сегодня особенно не в духе. А я ведь даже не успел рассказать ему, что влюбился… И слава богу – ой, то есть я имел в виду, хвала дьяволу – что не успел. В самом деле, любви не место там, где развернуты знамена войны. Я должен наступить на горло своим чувствам и возненавидеть их всех – и милорда Алукарда, хотя я им восхищаюсь, и леди Интегру, хотя она была ко мне добра и показывала мне семейные фотографии, и даже… даже…» – Виктория! Перед ним, освещенная призрачным лунным светом, стояла его возлюбленная, и бледное лицо ее было, разумеется, залито слезами. Влюбленные бросились было друг другу в объятия – но замерли на полдороге. – Уходи, – глухо сказал юноша. – Мы не можем быть вместе. – Любимый, – воскликнула Виктория, – я скорее умру, чем… а впрочем, я ведь уже умерла… но все равно, я никогда тебя не покину! «Молодец, девочка, – прозвучал у нее в мозгу голос Алукарда, – хорошо играешь свою роль! Теперь давай что-нибудь про доверие!» – Но мы никогда уже не сможем доверять друг другу, – словно прочтя его мысли, печально проговорил юный мертвец. – Ведь наши отношения начались со лжи… Любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? «Скажи ему, что отныне между вами не должно быть тайн, – мысленно посоветовал Алукард, – и аккуратненько переходи прямо к имени». На глазах Виктории выступили слезы. Невыносимые страдания разрывали ей сердце. Что делать? – думала она в отчаянии. – Обмануть и предать возлюбленного? Но ведь он – чудовище, враг Хеллсингов, кровожадный монстр… А с другой стороны, она и сама чудовище и кровожадный монстр… Совсем запутавшись, Виктория плюхнулась на ближайшую могильную плиту и горько зарыдала. – Как ты мог? – восклицала она сквозь слезы. – Я так тебе верила! Так любила! Рядом с тобой мне казалось, что я снова живу… Нежные руки возлюбленного легли ей на плечи. – Все в этом мире враждебно нашей любви, – проговорил юноша. – Нам нет места ни среди живых, ни среди мертвых. Ах, если бы нам с тобой заснуть вечным сном! Только представь: целую вечность… обнявшись… в одном гробу… В мозгу у Виктории послышался душераздирающий зевок Алукарда. Мучительные сомнения разрывали сердце девушки. Кого предать – хозяина или возлюбленного? «Если действовать, – сказала она себе, – то сейчас, иначе будет поздно. Решайся, Виктория!» – Любимый, – утерев слезы, торопливо заговорила она, – я пришла тебя предупредить. Тебе грозит опасность. Организация «Хеллсинг» не успокоилась: они жаждут твоей крови. Беги, любимый! Беги как можно быстрее и как можно дальше отсюда – в бразильские джунгли, в Антарктиду, или куда там обычно бегают злодеи в таких случаях! Иначе они схватят тебя, и мое сердце будет разбито! – Я не уйду без тебя, дорогая! – решительно отвечал молодой Zombie-lord. – Отныне мы всегда будем вместе. Не знаю, что суждено нам – долгая и счастливая не-жизнь в джунглях Антарктиды или вечные страдания в тайных казематах Хеллсингов – но то и другое мы разделим пополам! «Ну что, скоро он там разродится?» – открыв один глаз, поинтересовался в мозгу у Виктории Алукард. – Отныне между нами не должно быть никаких секретов, – горячо прижав руку к недвижному сердцу, продолжал юноша. – И в знак своего доверия я открою тебе свою самую страшную тайну. Узнав это, ты обретешь власть надо мной. Только обещай, что никому больше не скажешь. Милая, мое имя –… Нежное сердце Виктории не выдержало. – Нет! – страшно закричала она. – Не говори! Не говори! Мне нельзя этого знать! И, рухнув на могильную плиту, забилась в страшных конвульсиях – таково наказание вампиру, посмевшему ослушаться своего Мастера. От отца юный покойник унаследовал ум и сообразительность: не прошло и двух часов, как он понял, что произошло. – Так вот что! – воскликнул он, вздымая сжатый кулак к грозовым небесам. – Они решили выведать мою сокровенную тайну – и использовали для этого мою возлюбленную! Этого я никогда им не прощу! Трепещите, Хеллсинги, ибо в моем ледяном сердце не осталось места ни для жалости, ни для любви! Воздев руки к небу, он произнес страшное заклятие: – Мертвецы! Подъем! Из могил рассчитайсь! К замку Хеллсингов – шагом арш! И армия зомби, сея страх и ужас на своем пути, двинулась на поместье Хеллсингов. Глава шестая В которой Хеллсингов спасают знания, полученные в школе Страшная битва в поместье Хеллсингов подходила к неутешительной развязке. Все рядовые оперативники уже пали смертью храбрых, чтобы тут же восстать в виде кровожадных красноглазых мертвецов. Зомби захватили уже почти весь замок. Интегра, Алукард, Уолтер и бледная, измученная Виктория оборонялись в библиотеке. – Виктория, патроны! – приказал Алукард, выпустив во врага последнюю обойму освященных разрывных пуль. Гробовое молчание было ему ответом. – Хозяин, – пролепетала наконец Виктория, – а патроны… патронов-то… больше нет! И, скривив рот, приготовилась зареветь. – И у меня закончились, – мрачно проговорила Интегра. – Ничего, – оптимистично откликнулся Уолтер, – моя гаррота со мной! Она нам еще послужит! – Да уж, – пробормотал Алукард, – будет на чем повеситься. Наступило тяжелое молчание. Солдаты «Хеллсинга» понимали: на сей раз, кажется, игра заканчивается не в их пользу. Внезапно, словно по команде, упыри замерли в причудливых позах, окружив оперативников плотным кольцом. Королевские рыцари напряженно прислушались. В тишине за дверями библиотеки послышались тяжелые шаги, затем звук спотыкания и громкое проклятие. – Поступь судьбы, – понимающе проговорил Алукард. Двойные двери библиотеки распахнулись. На пороге стоял юный Zombie-lord. Теперь-то никто не принял бы его за человека: он был бледен, как смерть, глаза его горели страшным огнем, и черный плащ с кровавым подбоем (о подол которого он, собственно, и споткнулся) развевался за плечами. – Ну что? – проговорил он, обведя своих пленников свирепым взором. – Ха-ха-ха! – А теперь – демонический смех… Что же дальше?.. Нет, только не это! – простонал вдруг Алукард. Виктория подергала его за рукав. – Хозяин, – тревожно прошептала она, – вы думаете, он нас всех убьет? – Разумеется, убьет, – раздраженно отмахнулся Алукард, – но боюсь я совсем не этого. Он сейчас будет речь толкать! Увы, он не ошибся. Юный Повелитель зомби выпрямился, заложил руку за пояс, откашлялся… Стальные нервы Интегры не выдержали. – Алукард! – простонала она. – Уолтер! Сделайте же что-нибудь! – Сэр Хеллсинг, – галантно ответил Уолтер, – останься у нас еще хоть один патрон, я бы избавил вас от мучений. Но душить руководителя организации гарротой… – Когда я пришел к вам в первый раз, – заговорил предводитель мертвецов, – я пришел с миром и с открытой душой, не скрыв от вас ничего, кроме своего имени… Тут Алукард хлопнул себя по лбу. Тень надежды – отчаянной, сумасшедшей надежды – мелькнула в его мозгу. – Имя! – проговорил он. – Традиция Хеллсингов! Математическое имя! Быть может, мы сумеем угадать… Проблеск надежды в глазах Интегры сменился отчаянием. – Безнадежно! – простонала она. – Дядя Дискриминант ненавидел все наше семейство. Он никогда бы не стал… – Сэр Хеллсинг, – проговорил мудрый Уолтер, – в предложении мессира Алукарда есть смысл. Вы еще молоды и не знаете, как сильна родная кровь. Думаю, стоит попробовать. И, протянув руку между двумя зомби, он достал с ближайшей полки огромный том «Математической энциклопедии». – Я ел с вами из одной постели, – вещал тем временем юный зомби-лорд, – и спал на одной тарелке… То есть наоборот… вот черт, сбился! Нельзя ли потише? Вы меня с мысли сбиваете! – Прошу прощения, – деликатно откликнулся Уолтер и, раскрыв том на первой странице, принялся бормотать: – Абсцисса, Аргумент, Арккосинус, Арккотангенс… – Дядя Дискриминант и слов-то таких не знал, – отрезала Интегра. – Что-нибудь попроще: Квадрат, Ромб, Треугольник… хотя нет, это, пожалуй, уж слишком… а может, Параллелограмм? Увы, их заклинания не возымели никакого действия. – …но я победил, – вдохновенно продолжал юноша, ничего и никого вокруг не замечая, – и теперь вы в моей власти! И я вам: а) отомщу; б) страшно отомщу; и в) отомщу прямо сейчас. – С этими словами он повернулся к дверям и приказал громовым замогильным голосом: – Тяпа! К ноге! Послышался скрежет когтей по мраморному полу, и в библиотеку ворвалось чудовище, словно сошедшее со страниц Лавкрафта. Лишь отдаленно оно напоминало собаку. Глаза его горели адским пламенем, и изо всех двенадцати пастей капала кровавая слюна. Интегра пошатнулась. – Не может быть, – слабым голосом проговорила она. – Так вот что это за «собачка»! – Адский Пес Хеллсингов, – скорбно качая головой, подтвердил Уолтер. – Много столетий он считался лишь страшной легендой. – Не будем терять надежду! – быстро проговорил Алукард. – У нас еще есть шанс! Синус! Косинус! Циркуль! Зловещий хохот живого мертвеца и рычание чудовищной Тяпы были ему единственным ответом. – Диаметр! – с отчаянием в голосе выкрикнул Алукард. – Или нет… диаметр пополам – как называется? Интегра закрыла лицо руками. Начитанный Уолтер потупился: его математические познания ограничивались генеалогическим древом Хеллсингов. – Ха-ха-ха! – проговорил враг. – Ваши скудные знания вам не помогут! – И, протянув руку, приготовился скомандовать Тяпе фатальный «фас» – но в этот миг… В этот миг под сводчатым потолком библиотеки колокольчиком прозвенел чистый голос Виктории: – Радиус! – воскликнула она. – Нам в полицейской академии рассказывали! Половинка диаметра называется «радиус»! Грянул гром, сверкнула молния, и все красноглазые зомби рассыпались в прах. Адский Пес Хеллсингов обвел всю честную компанию осуждающим взором, задрал ногу у рыцарских доспехов прадедушки Абрахама и с шипением растаял в воздухе, оставив после себя сильный запах серы. А юный Повелитель зомби, мгновенно растеряв и свою силу, и внешнее величие, рухнул на пол у ног Алукарда и остался недвижим. – Ой, что же я наделала! – всплеснула руками Виктория и приготовилась рыдать. Но в следующий миг слезы ее высохли: – Хотя с другой стороны… – проговорила она, – с другой стороны, я же спасла организацию «Хеллсинг»! – Какой позор для организации! – усмехнулся Алукард. – Вот мы наконец и познакомились, – зловеще произнесла Интегра. – Ну, здравствуй, кузен Радиус! Добро пожаловать в родовое гнездо! Юный Радиус поднял голову и осторожно спросил: – И что вы теперь со мной сделаете? – Кстати, хороший вопрос, – подал голос Алукард. – Что мы с этим чудом делать будем? Оперативники задумались. – Его точно никак нельзя убить? – поинтересовалась Интегра. – Разве что направленным ядерным взрывом, – покачал головой Уолтер. Несколько секунд Интегра обдумывала эту возможность, затем с явным сожалением ее отвергла. – А вот я слышала, – задумчиво проговорила она, – что зомби можно уложить обратно в могилу… – Не выйдет, – отозвался Уолтер. – У него ведь и могилы-то своей нет. – Ах да, он же бомж, – пробормотала Интегра и, на миг поддавшись родственным чувствам, добавила: – Бедный мальчик! – Лично я, – мрачно, с расстановкой проговорил Алукард, – вижу только один выход: подвал и цепи. Интегра одобрительно кивнула. – И пару пентаграмм на дверях, – добавила она. – А если Виктория начнет просить о свидании… – Впустить. Запереть. Обратно не выпускать, – послышался у нее в мозгу телепатический голос Алукарда. Они посмотрели друг другу в глаза – и, как всегда, поняли друг друга с полуслова. – …то, разумеется, мы не станем мешать любви двух юных сердец, – с материнской улыбкой заключила руководительница организации «Хеллсинг». ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


Шинигами: История вторая: Крысиный Король …И дохлая крыса на веревочке, чтобы удобнее было вертеть над головой. Пролог Сидя в гордом одиночестве за столиком в буфете Букингемского дворца, леди Интегра Хеллсинг мрачно поглощала третью порцию виски без содовой. Прием у королевы проходил, как обычно, хуже некуда. Как ненавидела Интегра эту так называемую светскую жизнь – и какой взаимностью светская жизнь отвечала Интегре! Вот и сегодня, поторчав немного в бальной зале, где она выглядела столь же неуместно, как связка чеснока в замке вампира, глава организации «Хеллсинг» переместилась в буфет с твердым намерением скрыться от горькой реальности в алкогольных парах. Но и здесь ей не было покоя! Тяжело бремя славы: где бы ни появлялась Интегра Хеллсинг, все взгляды обращались на нее, и вокруг слышались опасливые перешептывания. Интегра давно усвоила, что так называемая «аристократия» – худшая из разновидностей человеческого стада: эти мелкие людишки люто ненавидят всех, кто смеет чем-то выделяться из их круга. Стоит облачиться в мужской костюм, начать пить виски, курить сигары, материться и ловить вампиров – и уже никто не видит в тебе леди! Остается одно: делать вид, что тебе это безразлично. – Вы только посмотрите на нее, дорогая! – раздался пронзительный шепот прямо у нее за спиной. Интегра вздернула голову и упрямо отхлебнула из бокала. – Этот костюм… эти манеры… эти сигары… – продолжала сплетница (по характерному повизгиванию в голосе Интегра узнала светскую львицу леди Фэрстоун). – Интересно, правду ли про нее говорят, что она лесбиянка? Интегра поперхнулась клубом дыма. – Дорогая, я уверена, что вы ошибаетесь, – отвечала ее собеседница. – Я, конечно, с подобными людьми не имею ничего общего, но могу вас уверить, что ни одна уважающая себя лесбиянка на такое чучело и не взглянет! Интегра заскрипела зубами и потушила сигару о полированный стол с инкрустацией. На свою ориентацию она никогда не жаловалась; но сейчас ей захотелось срочно пойти соблазнить Викторию – из чувства противоречия. – А вот еще люди говорят, – задыхаясь от любопытства, проговорила неизвестная леди, – что в роду Хеллсингов все немножко того… «Люди! – горько усмехнулась Интегра. – Слышали бы они, что говорят о нас вампиры!» – Оливия Фиц-Смит, та, что помолвлена с графом Рочестерским, – конспиративным шепотом, разносившимся на весь буфет, сообщила леди Фэрстоун, – недавно рассказывала мне, как, возвращаясь с банкета, совершенно случайно проезжала в два часа ночи под окнами особняка Хеллсингов. И знаете, милочка, что она там услышала? – Что? – воскликнула ее собеседница. «А в самом деле, что?» – подумала Интегра. – Из подвала особняка доносился явственный звон цепей! Интегра позеленела. Слишком хорошо она знала, кто звенит фамильными цепями в ее родовом подвале! «Вернусь домой, – думала она в алкогольном полубреду, – первым делом придушу кузена Радиуса. Ах да, он же бессмертный… Тогда цепи отберу. Пусть головой об стену стучит, раз уж у него такие наклонности…» Печальные размышления Интегры прервало деликатное покашливание. У ее столика остановился напудренный лакей. – Сэр Хеллсинг, – возгласил он похоронным тоном, – вас срочно хочет видеть Ее Величество! Сзади послышалось сдавленное аханье. Настал звездный час Интегры: она поднялась из-за стола и, ни на кого не глядя и очень стараясь сохранять равновесие, величаво проследовала за лакеем. Сплетницы провожали ее завистливо-ненавидящими взглядами. – Садитесь, дитя мое, – предложила королева, опытным взглядом оценив состояние главы организации. – Кому, как не мне, знать, сколь тяжело бремя Хеллсингов! Интегра, мучительно боровшаяся с икотой, энергично закивала. – Увы, у меня для вас дурные вести, – продолжала Ее Величество. – Я хочу дать организации «Хеллсинг» секретное и чрезвычайно важное задание – задание, от которого зависит благополучие Британии, а, возможно, и всего мира! Но сперва ответьте – и прошу вас, не стесняйтесь, будьте со мной откровенны: в состоянии ли вы меня выслушать? Долг был для Интегры превыше всего: она тряхнула головой – и алкогольный дурман рассеялся. – Рыцари «Хеллсинга» всегда к вашим услугам, Ваше Величество! – отчеканила она. – Тогда слушайте. По каналам «МИ-5» поступила информация, заставившая меня провести сегодняшнюю ночь без сна. Нашим агентам стало известно, что некий черный маг или группа магов, проживающих в Лондоне, готовятся к совершению ужасного древнего обряда. В последний раз этот обряд был проведен в Париже в 1318 году – результаты Европа до сих пор вспоминает с ужасом. Итак, дитя мое, кто-то в Лондоне пытается вызвать Крысиного Короля! Интегра значительно кивнула, жалея, что рядом с ней нет Уолтера – уж он-то, наверное, помнит, что стряслось в Париже в 1318 году! – Вы, конечно, не хуже меня понимаете, что это значит, – озабоченно продолжала королева. – Крысиный Король – это полчища крыс-людоедов, уничтожающих все на своем пути… это чума, опустошающая города и веси… мы не можем этого допустить! – Надо что-то предпринять, – поддакнула Интегра, желая продемонстрировать, что не выпала из темы. – Вы должны узнать, кто эти негодяи, и остановить их, – заключила королева. В этот момент в тронную залу вбежал премьер-министр: лицо его было белее мела, галстук стоял дыбом. – Ваше Величество, – воскликнул он прерывающимся голосом, – случилось страшное! Королева схватилась за сердце и тяжело опустилась на трон. – Они все-таки его вызвали, – проговорила она. – Я это предчувствовала! – Нет-нет, Ваше Величество, все не настолько страшно, – торопливо заверил ее лорд-канцлер, – но кое-что ужасное действительно произошло! В Особом отделе «МИ-5» обнаружилась утечка информации. О нашей проблеме УЗНАЛИ КАТОЛИКИ! Совладав с собой, королева повернулась к Интегре. – Как видите, дитя мое, – проговорила она, – ваша задача усложняется. Мы не можем осрамить Англиканскую церковь, позволив проклятым папистам спасти мир. Вы должны их опередить. Глава первая Военный совет и его последствия Провожала на разбой Бабушка пирата… В зале заседаний замка Хеллсингов царила напряженная деловая атмосфера. За дальним концом стола, надвинув на брови вечную шляпу, мрачно восседал Алукард. Уолтер у книжного шкафа рылся в инкунабулах. В уголку привычно всхлипывала Виктория. Леди Интегра сидела во главе стола, курила сигару и командовала парадом. – Итак, – говорила она, – перед нами стоят две задачи: раскрыть заговор и обезвредить католиков. Принимаются ваши предложения. Уолтер? – Как установлено наукой, – эпически начал Уолтер, – крыса серая помоечная, иначе Rattus Rattus, или, в просторечии, «пасюк»… – Дальше, Уолтер, – прервала его Интегра. – Что же касается католиков, – без паузы переключился Уолтер, – то некоторые антропологи считают возможным относить их к виду Homo Sapiens, хотя эта смелая гипотеза пока не получила научного подтверждения… – Дальше! – Вызов Крысиного Короля, – невозмутимо продолжал Уолтер, – по праву считается одним из самых неприглядных и трудноосуществимых ритуалов черной магии. Он требует обширной предварительной подготовки, а на заключительном этапе процедуры необходим весьма редкий ингредиент – кровь юноши и девушки, влюбленных друг в друга, но еще не потерявших невинность. – Ну и зачем меня разбудили? – мрачно пробормотал Алукард. – Если для ритуала требуются девственники, то Лондону ничего не грозит! Тут Уолтера разобрало нездоровое хихиканье; Интегра, бросив на Алукарда укоризненный взгляд, протянула старику стакан воды. – Мы должны учитывать все вероятности, – строго сказала она. – Так что же ты предлагаешь, Уолтер? – А? Что? – отозвался ветеран организации. – Да, я полагаю, что не стоит строить свинарник с наветренной стороны. Наступило короткое молчание. – Спасибо, Уолтер, с тобой на сегодня все ясно, – резюмировала Интегра. – Виктория? – Сэр Хеллсинг, – трепеща от волнения, начала Виктория, – у меня есть план… если вы позволите, конечно. – Говори, не стесняйся, – разрешила Интегра. – Только не знаю, понравится ли вам… я, право, не уверена… может, это слишком смело с моей стороны… – Ничего, ничего, говори смелее, – подбодрила ее глава организации. – Даже не знаю, с чего начать… А вы не сочтете меня глуповатой? – Говори, идиотка! – рявкнула Интегра. – Ну хорошо… – Виктория глубоко вздохнула, словно собираясь прыгнуть в воду, и произнесла скороговоркой: – Вот мой план: мы должны, во-первых, найти этих негодяев, и во-вторых, объяснить им, что они не должны так поступать! Интегра немного подождала. – Все? – спросила она. – Ах да, еще католики, – вспомнила Виктория. – Этого я не учла. Думаю, мы должны им сказать, что они ведут себя недопустимо! С дальнего конца стола послышалось сдавленное хмыканье. – Между прочим, – ледяным тоном проговорила Интегра, – я прекрасно помню, кто осчастливил нашу организацию этой сотрудницей. Кстати, Алукард, ты еще не высказался. – Относительно Крысиного Короля, – начал Алукард, – пока ничего сказать не могу – слишком мало информации. А вот что касается католиков – кое-какие идеи есть. Думаю, мы должны произвести отвлекающий маневр. Возможно, совмещенный с диверсией. И он посмотрел на Интегру долгим значительным взглядом. – Кажется, я начинаю понимать… – проговорила Интегра. – Но под каким соусом мы подсунем им Викторию? Они ведь знают ее в лицо! – Ты недооцениваешь мою изощренную жестокость, маста, – расхохотался Алукард. – Нет, не Викторию – кое-кого похуже! На лице Интегры отразились смешанные чувства. – Нет, так нельзя! – воскликнула она, борясь с соблазном. – Хоть они и еретики, но все же наши братья во Христе! – Не припомню, чтобы Андерсон поступал с нами по-христиански! – зловеще усмехнулся Алукард. Несколько мгновений Интегра боролась с искушением; искушение победило. – Виктория, – приказала она, – вот тебе ключ от подвала. Иди и приведи сюда кузена Радиуса! Темные замшелые своды Хэмптонского склепа слабо озарял свет свечи, вытопленной из жира некрещенного младенца. Старый Дискриминант Хеллсинг предавался второму из своих любимых занятий. Первым было, как мы уже знаем, горестное размышление о прошлых, настоящих и будущих несчастьях, выпавших на его долю; вторым – чтение готической литературы. «По всей Трансильвании, – с увлечением читал Дискриминант, – гремела слава барона Варгоши – недобрая слава! Турки видели в нем грозного противника, крепостные – жестокого хозяина, король и его приближенные – неукротимого честолюбца и опасного мятежника, прекрасные дамы – блестящего, но бессердечного и непредсказуемого любовника, друзья-приятели – верного друга и веселого собутыльника, ростовщики – выгодного клиента, ибо ради удовлетворения своих прихотей он не останавливался ни перед какими расходами, черные маги – алчного искателя запретных знаний. Что же касается добропорядочных и благочестивых людей – при упоминании имени барона они качали головами и говорили: «Увы, это человек безвозвратно потерянный для общества!» Однажды в Вальпургиеву ночь в замке Мятежного Барона, как обычно, шел буйный пир. Немало было выпито кубков, немало сказано дерзостей в адрес короля и Святого Престола, немало произнесено непристойных шуток и ужасных богохульств. Но вот хозяин поднялся и сделал знак, что будет говорить. – Любезные мои друзья! – так начал он свою речь. – Сегодня я собрал вас всех здесь, чтобы с вами проститься. Я прошел земную жизнь до половины – и не достиг ни одной из тех целей, к которым стремился. Тайна философского камня мне так и не открылась; королем я так и не стал; турки по-прежнему угнетают христиан; прекрасные дамы мне наскучили; мучать крепостных стало неинтересно – слишком уж однообразны их вопли; я больше никого не могу посадить на кол, ибо истребил для этой цели уже все леса в своих владениях; и в довершение всего, дорогие друзья, я разорен. Я продал душу дьяволу, и он многое пообещал мне взамен; но, к сожалению, денежное обеспечение в нашем контракте не значится. Итак, меня ждет самое захватывающее приключение – смерть. Пожелайте же мне удачи! – С этими словами он поднес к губам кубок токайского и проговорил ясным и звучным голосом: – Пью за здоровье моего повелителя Сатаны! И, выпив кубок до дна, рухнул замертво, ибо в токайском был растворен смертельный яд». – Везет же некоторым! – вздохнул Дискриминант. – Бурная жизнь, красивая смерть, увлекательное посмертие… Ну почему у других нелюдей все как у нелюдей, и только у меня… И, смахнув непрошеную слезу, стал читать дальше. «Вообразите же себе разнообразные и противоречивые чувства, охватившие свидетелей этого ужасного происшествия! Можно ли описать горе и ужас друзей барона, сообразивших, что бесплатной жратве и выпивке настал конец! А какое перо в силах изобразить смятение его кредиторов! Одни лишь крестьяне радовались от души; но радость их была омрачена, ибо опытные и благочестивые люди предупреждали, что такой злодей, да еще и умерший при столь богопротивных обстоятельствах, непременно сделается вампиром. Было решено принять все меры против этого. Тело Мятежного Барона сковали по рукам и ногам серебряными цепями (выкованными из фамильного серебра, которое не успели прибрать к рукам кредиторы), положили в гроб из самой крепкой осины, заперли его тринадцатью стальными замками, и каждый замок окропили святой водой и изобразили на нем крест. Затем опустили гроб в глубокий колодец и завалили огромным камнем. Но все эти предосторожности, разумеется, оказались напрасны. В первое же полнолуние после смерти барона окрестности огласились страшными воплями, ибо…» Но чьими же воплями огласились окрестности, Дискриминант так и не узнал, ибо в этот миг до его слуха донесся телепатический зов. – Папа! – взывал к нему сын из подземелья Хеллсингов. – Случилось страшное! – Как, опять?! – взревел полумертвец, раздраженный тем, что его оторвали от книги на самом интересном месте. – Ты не оправдал моего доверия, ты провалил наше дело, попал в плен к врагу, сидишь в подвале на цепи – что еще страшного могло с тобой случиться? – Папа, – жалобно продолжал юный Радиус, – ко мне только что пришла Виктория – вся в слезах… – И что? Насколько я понимаю, это ее обычное состояние! – Да, но на этот раз у нее есть причина. Папа, она говорит, что леди Интегра решила СБАГРИТЬ МЕНЯ КАТОЛИКАМ! Что же мне делать, папа? Если я попаду в застенки инквизиции… – Подумаешь, застенки! – смягчаясь, проворчал Дискриминант. – Нашел чего бояться, дурачок! Бывал я в этих застенках, и не раз – ничего там нет интересного. Знал бы ты, сколько наших там побывало – некоторых до сих пор не могут оттуда выставить! Так что прекрати хныкать: поговорим лучше о том, что ты станешь делать, когда оттуда выберешься. И, приосанившись и погладив несуществующую бороду, Хэмптонский Дуралей принялся давать сыну отеческие наставления. – Первый твой блин, увы, оказался комом, – сурово начал он. – Мы выяснили, что к самостоятельной деятельности ты пока не способен. Нужно поднабраться опыта. Поэтому, сбежав из застенков, ты отправишься к кому-либо из Великих Вампиров – графу Орлоку или барону Варгоши – используя унаследованное от меня обаяние, постараешься произвести на него приятное впечатление и поступишь к нему на службу. А там уж приложишь все усилия, чтобы уничтожить организацию «Хеллсинг»! Будь осторожен, сынок, никому не доверяй. Не проколись, как в прошлый раз. То, что свое имя никому называть нельзя, ты, кажется, усвоил; но знаешь что? Фамилию лучше тоже не называй. – Папа, ты боишься, что я опозорю организацию «Хеллсинг»? – с обидой в голосе поинтересовался юный Радиус. – Идиот! – сурово ответствовал покойный родитель. – Я боюсь, что ты МЕНЯ опозоришь! Так, что еще… Ах да. Если в твоих скитаниях тебе встретится вампир по имени Лестат – держись от него подальше. – Почему, папа? – наивно спросил юноша. Дискриминант задумался. – Я не могу тебе этого объяснить, – сказал он наконец. – Ты слишком невинен, ты не поймешь. Просто держись подальше. И главное, спиной к нему не поворачивайся! А теперь, сынок, мысленно преклони колени, и я преподам тебе свое отцовское благословение… – Ой, папа, подожди! – послышалось на том конце телепатического моста. – Кстати, о благословении: совсем забыл тебя спросить… только ты не подумай, что это мне надо – это один знакомый просил узнать… в общем, как ты считаешь, может ли Повелитель зомби венчаться в церкви? Наступило томительное молчание; юный Радиус понял, что сказал что-то не то. – Ты не подумай, – торопливо добавил он, надеясь исправить свой промах, – мне самому это не нужно – просто Виктория… понимаешь, она такая… такая… ну, в общем, она мечтает, чтобы все было как у людей – в белом платье, в церкви и все такое… мне не хотелось бы ее разочаровывать… Рассказывают, что вопль, вырвавшийся из груди Хэмптонского Дуралея, был слышен на много миль вокруг. – Проклинаю! – ревел несчастный отец. – Отрекаюсь! Ты мне больше не сын! Чтоб ты сгнил в этих застенках! Глаза бы мои тебя больше не видели!.. Лишь несколько часов спустя ярость его улеглась, сменившись горьким запоздалым раскаянием. «Что же я наделал? – воскликнул Дискриминант, начиная рвать на себе остатки волос. – Я клялся, что не буду повторять педагогических ошибок своего отца – а сам отрекся от сына, как много лет назад отрекся от меня сэр Параллелипипед! О, проклятая кровь – черная кровь Хеллсингов!» И, пав на ледяной пол Хэмптонского склепа, злосчастный некромант предался первому из своих любимых занятий.

Шинигами: Глава вторая Будни отдела «Искариот» День проходил, как всегда, в сумасшествии тихом… Глава отдела «Искариот» Энрико Максвелл, сидя за столом у себя в кабинете, изучал документы нового оперативника, поступившего под его начало. – Итак, – проговорил он, поднимая глаза, – брат… брат Бенвенуто Паприкацци , верно? – Паки и паки… иже херувимы… – рассеянно откликнулся новоприбывший. Максвелл пригляделся к нему повнимательнее. От его цепкого взгляда не ускользнула ни нездоровая бледность изможденного лица нового сотрудника, ни подергивающееся веко, ни странный огонь в глазах. «Сразу видно – фанатик! Наш человек!» – одобрительно подумал Максвелл. – И чем же вы… э-э… занимались в Нью-Йорке? – благожелательно поинтересовался он. Взгляд брата Паприкацци несколько прояснился, при этом странным образом утратив человеческое выражение. – Господь в неизъяснимой мудрости своей, – ответствовал он, глядя в точку за левым ухом нового патрона, – направил стопы мои в Новый Свет для борьбы с Врагом рода человеческого в его самом злокозненном воплощении – с Антихристом! Максвелл взглянул на нового сотрудника с интересом; о важности и невероятной сложности операции «Омен» он был наслышан. – А, так вы из этих! – с уважением протянул он и снова углубился в бумаги. – Здесь сказано, – продолжал он несколько секунд спустя, – что вы разработали собственную боевую стратегию. Не расскажете ли поподробнее, какую именно? Лицо брата Паприкацци озарилось нездоровым возбуждением. – Ради блага Матери-Церкви, – произнес он, – я готов поделиться с вами премудростью, которую открыл мне Господь! – Но тут чело его омрачилось. – Уверены ли вы, что нас не подслушивают? – тревожно спросил он. – У врага длинные уши! И, пав на четвереньки, принялся заглядывать Максвеллу под стол. – Успокойтесь, брат мой, – отвечал Максвелл, которому такие проявления бдительности были не в диковинку, – здесь вас никто не подслушает. Говорите смело. Резво подхватившись с колен, брат Паприкацци внезапным скачком приблизился к Максвеллу вплотную и прильнул губами к его уху. Лишь железная выдержка позволила главе организации «Искариот» не свалиться со стула. – Враг наш силен и коварен! – жарко прошептал новый оперативник в ухо своему начальнику. – Так? – Так… – ошарашенно откликнулся Максвелл. – Многие хитрости ведомы ему! Так? – Так… – То-то же… – протянул брат Паприкацци. И вдруг рявкнул Максвеллу в ухо: – Эффект неожиданности! – Что, простите? – не усвоил с первого раза Максвелл. – Эффект неожиданности! Перехитрить врага! Сбить с толку! Запутать! Привести в замешательство! Действовать так, чтобы его ошеломить! Делать то, чего он никак не ожидает! – Монах отскочил от Максвелла и принялся мерять шагами его кабинет, беспорядочно размахивая руками. – Моя задача была особенно сложной. Объект знал, что его хотят убить. Знал, кого именно опасаться – католических монахов. Знал даже, как именно его убьют – зарежут священным кинжалом. Но он и предположить не мог, когда, при каких обстоятельствах и, главное, откуда… «А в этом что-то есть! – с уважением подумал Максвелл. – С виду он, конечно, странноват – но, как говорится, «он странен – а не странен кто ж?» А идея, кажется, здравая…» С этой мыслью он снова углубился в досье – и вот что прочел дальше: «Применяя разработанную им авторскую стратегию на практике, брат Паприкацци сумел нанести противнику серьезный моральный ущерб. Однако при этом он не только провалил операцию «Омен» и рассекретил себя, но и навек опозорил Мать-Церковь в глазах Тьмы и ее служителей. Так, выступая с докладом на Двести Шестнадцатом Конгрессе Сионских Мудрецов, Дэмьен Торн (Антихрист) подверг действия Католической Церкви по борьбе с ним жесточайшей критике, охарактеризовав боевую технику брата Паприкацци буквально следующим образом…» Далее следовала цитата, от которой Максвелл побагровел и закашлялся. – Боже милосердный! – выдохнул он. – Брат Паприкацци, что вы такое с ним сделали?! Боевой монах замер, невидящим взором уставившись в угол. – Моя технология опередила свое время, – глухо произнес он. – Если бы мне позволили сделать еще хоть одну попытку… Ведь я был так близок к успеху! Матерь Божья, я почти добился своего! Видели бы вы его лицо, когда я в первый раз свалился на него с люстры!.. Наступила глубокая тишина. «Интересно, – печально думал Максвелл, – почему же все-таки в Ватикане считают, что «Искариот» – это филиал психолечебницы?» – У меня к вам два вопроса, – заговорил он наконец негромко и мягко, стараясь не волновать своего собеседника. – Во-первых, почему с люстры? И во-вторых, что значит «в первый раз»? Кадык брата Паприкацци затрясся, предвещая новое словоизвержение – но в этот миг их беседа была прервана. С грохотом распахнулась дверь, и в кабинет влетел отец Александр Андерсон. – Я же просил мне не мешать! – с явным облегчением в голосе проговорил Максвелл. – Брат Максвелл, вы должны это знать! – проревел отец Андерсон. – Свершилось! Проклятые еретики признали наше главенство! Знаете, с кем я сейчас разговаривал по телефону? С Интегрой Хеллсинг! И знаете, зачем она звонила? Чтобы попросить нашей помощи, ха-ха-ха! – В выполнении операции «Крысиный Король»? – с надеждой поинтересовался Максвелл. – Н-не совсем… – слегка помрачнев, признался Андерсон. – Говорит, они изловили какую-то нежить и не могут ни убить, ни даже определить ее видовую принадлежность. Просят консультации наших специалистов. – Я знал, что рано или поздно это случится! – просиял Максвелл. – И что же, они пришлют нам фотографии этого монстра? Или видеозапись? – Лучше, гораздо лучше! – кровожадно потирая руки, воскликнул Андерсон. – Они пришлют сюда его самого! – Итак, – сурово заговорила Интегра, – я готова дать тебе последний шанс. Только потому, что ты мой родственник. Хочешь работать на организацию «Хеллсинг»? – Вообще-то я хотел бы ее уничтожить… – брякнул юный Радиус. После отцовских наставлений в голове у него царила сущая каша. – В данном случае это синонимы, – заметил из угла Алукард. Интегра молча показала вампиру кулак и терпеливо продолжала: – Я все понимаю. Тебе нужно время, чтобы разобраться в себе и понять, чего же ты хочешь. Но послушай, Радиус: нам нужна твоя помощь. Я тебе доверяю, понимаешь? И хочу поручить тебе важное и ответственное задание, которое можешь выполнить только ты. Бледное лицо юного Радиуса залилось румянцем. – Располагайте мною, – тихо сказал он. – Я не подведу. – Ты отправишься в логово врага, мой отважный кузен, – продолжала Интегра, ободряюще кладя руку ему на плечо, – и сделаешь все, чтобы отвлечь проклятых папистов от оперативной работы. Не скрою, это будет нелегко. Возможно, тебе придется претерпеть страшные мучения; быть может, – с тайной надеждой добавила она, – ты даже погибнешь смертью храбрых… – Я готов на все, – решительно ответил юный Радиус. – Но как? Что я должен делать? Боюсь, что мне не хватит коварства… – Коварство тебе не потребуется, – подал голос из угла Алукард. – Просто веди себя естественно. Будь самим собой и ни о чем не тревожься! – Только помни, – добавила Интегра, – ни в коем случае ты не должен называть врагам свое имя! Да, и знаешь что? Фамилию лучше тоже не называй. «Странно, – подумал юный Радиус, – вот уже второй раз за последние десять минут меня об этом просят. Что бы это значило?» – Но как же мне представляться? – Назови себя «Дездичадо», что означает «Лишенный наследства», – вспомнив классику, с усмешкой посоветовала Интегра. – Или уж прямо «Но Пасаран», – донеслось из угла. – Спасибо за совет, – вежливо ответил юноша. Теоретически он знал, что такое цинизм, но еще не научился распознавать его при личной встрече. Наступившее молчание прервал громкий нетерпеливый звонок в дверь. – Это они, – проговорила Интегра. – Мужайся, кузен! Полезай! И распахнула крышку массивного деревянного ящика с надписью «Не кантовать». – Ну, попляшут теперь католики! – проговорил Алукард, доставая молоток и банку с гвоздями. Некоторое время руководители организации «Хеллсинг» сосредоточенно заколачивали ящик. – А все-таки есть в этом что-то глубоко богопротивное, – сказала наконец Интегра. – А как же! – показав клыки в своей фирменной улыбке, отозвался Алукард.

Шинигами: Глава третья В застенках инквизиции – Вешайте, вешайте! Всех не перестреляете! – сказал Арагорн, когда его подтолкнули к гильотине. Тусклый красноватый свет факелов освещал ужасное подземелье. У стен виднелись полуистлевшие скелеты; здесь и там были разбросаны заржавевшие от долгого неупотребления орудия пыток. В центре мрачной залы за длинным столом, покрытым черным бархатом, сидели в ряд три черных ворона: в центре – Энрико Максвелл, по правую руку от него – отец Александр Андерсон, по левую – еще один инквизитор, прославившийся особой свирепостью. Перед столом – бледный, но спокойный, с печальным достоинством на лице – стоял юный Радиус, опутанный цепями, как Лаокоон змеями. Трижды прозвенел в отдалении мрачный колокол; допрос начался. – Юноша, – торжественно начал Максвелл, – ты предстоишь перед суровым, но справедливым судом. Будь с нами честен, говори одну только правду – и тебе ничто не будет грозить. Итак, наш первый вопрос: как тебя зовут? – Своего настоящего имени я вам назвать не могу, – с достоинством отвечал юный Радиус (он решил последовать совету Максвелла и быть с инквизиторами совершенно откровенным). – Но вы можете звать меня Десмондом или Вальмонтом – уж очень мне нравятся эти имена. А фамилия моя – «Но Пасаран», что означает «лишенный наследства». Недоброе молчание повисло над столом инквизиторов. – Врет, собака! – пробормотал свирепый монах. – Врет как дышит, – согласился Андерсон. – В ответ на первый же вопрос… да еще там, где его очень легко проверить… недобрый знак! – Не будем спешить с выводами, – остановил их Максвелл. – Господь Спаситель наш завещал нам думать о людях в лучшую сторону. Второй вопрос: юноша, сколько лет ты живешь на свете? «Во валит, гад!» – подумал юный Радиус. – Знаете, – смущенно начал он, – мне трудно со всей ясностью ответить на этот вопрос. Дело в том, что я, строго говоря, вообще не живу… – Виляет! – проскрипел свирепый монах. – Не нравится мне все это… – заметил Андерсон. Максвелл покачал головой: ему происходящее тоже явно не нравилось. – Хорошо, третий вопрос, – сурово проговорил он, – и моли Бога, юноша, чтобы твой ответ нас удовлетворил. Добрый ли ты католик? В наступившей тишине послышался отчетливый скрип мозгов: впервые в жизни юный Радиус задумался над вопросом своего вероисповедания. – Я не уверен, – осторожно начал он наконец, – но мне кажется, что я сатанист. По крайней мере, для Повелителя зомби это было бы логично, правда? – И, почувствовав, что такое признание характеризует его не с лучшей стороны, поспешно добавил: – Но я добрый! Честное слово! Вот и Виктория – это моя невеста, она вампирша – тоже говорит, что я очень добрый!.. Инквизиторы переглянулись. Судьба несчастного узника была решена. Алукард шел по мрачному темному коридору. С обеих сторон он видел ряды массивных двойных дверей с огромными замками и засовами (на некоторых из них висели таблички: «Не влезай – убьет!», «Уходя, гаси свет», «Мойте руки перед…» и даже «Смелее, товарищи, щелкайте челюстями!»). Видел он и полуистлевшие шторы, за которыми что-то переливалось и странно колыхалось, и старинные портреты, начинавшие скалиться и корчить рожи при его приближении. В воздухе стоял запах смерти и тлена; откуда-то издалека доносились приглушенные стоны и завывания. «Жаль, юного Радиуса со мной нет, – сказал себе Алукард. – Ему бы здесь понравилось. – И, подумав, добавил: – А впрочем, хорошо, что его со мной нет». В этот миг из-за поворота с пронзительным воем вынырнуло чудовище, воплотившее в себе худшие фантазии многих поколений авторов. Из неисчислимого множества пастей капала зловонная слюна; тысячи глаз, причудливо рассеянных по бесформенному телу, горели безумием и жаждой убийства. Одно кошмарное щупальце метким ударом сбило с головы Алукарда шляпу, другое мгновенно выбило из руки пистолет, третье потянулось к горлу… – Гра-аф! – укоризненно протянул Алукард. – Ну что вы… как ребенок, честное слово! Миг – иллюзия рассеялась, и перед Алукардом предстал слегка смущенный граф Орлок. – Ах, это вы, любезный мой враг! – с наигранным удивлением воскликнул он. – Вот уж не ожидал вас здесь встретить! – И часто вы бегаете по своему замку в таком виде? – непринужденно поинтересовался Алукард. Старый вампир задумчиво поковырял паркет носком сапога. – Я, знаете ли, репетирую встречу гостей. – В его тоне ясно чувствовалась неискренность; чутье подсказало Алукарду, что в таком виде его собеседник бегает по замку часто и с неизменным удовольствием. – Вы ведь помните, какое послезавтра число? – Ах да, пятница, тринадцатое, – понимающе улыбнулся Алукард. – Великий бал! Он знал, что всякий раз, когда тринадцатое число приходится на пятницу, граф Орлок устраивает у себя в замке традиционный бал вампиров. А всякий раз, когда четырнадцатое приходится на субботу (по странному совпадению, это обычно случается на следующий день), барон Варгоши созывает лондонскую нежить на вампирский маскарад. Уже много десятилетий между двумя Великими идет необъявленная война: каждый старается превзойти другого в роскоши приемов и великолепии угощений. – И не просто бал, – гордо отозвался граф. – На этот раз я устрою такое пиршество, что этот наглый венгерский выскочка до конца вечности будет мне завидовать! В этот миг из темноты вынырнул уродливый большеголовый карлик – один из дуэргаров, безобразного и злобного подземного народца, испокон веков служащего Великим Вампирам. В трехпалой лапке уродец держал какую-то бумагу. – Список гостей, – доложил он, почтительно кланяясь. – Извольте просмотреть и утвердить. Движением фокусника вампир извлек из кармана своего лишенного карманов длиннополого кафтана очки в металлической оправе и нацепил их на нос. – Так… – бормотал он, ведя по фамилиям длинным изогнутым ногтем. – Так… Этого вычеркни – в прошлый раз этот двурушник ухитрился отужинать и здесь, и там… Отлично, рассылай. Что с нашим коронным блюдом? – Наш агент уже летит в Америку, – почтительно отвечал дуэргар. Внезапная тень набежала на чело графа. – А вампир Лестат? – озабоченно спросил он. – Все в порядке, – отвечал слуга, – по нашим сведениям, его нет в городе. – Хвала Тьме, одной заботой меньше, – с облегчением выдохнул граф. Лестат был единственным представителем ночного народа, которому ни разу не удавалось получить приглашение ни на бал, ни на маскарад. Однако было несколько случаев, когда он проникал на празднество неприглашенным – и хозяевам приходилось использовать все свои сверхчеловеческие способности, чтобы от него избавиться. – Интересно, – как бы невзначай проронил Алукард, – а Крысиного Короля вы внесли в список? – Как? – воскликнул граф. Физиономия его преисполнилась неподражаемого ехидства. – Вы хотите сказать, что эта ваша организация… как бишь там ее… нас всех не защитит? – Увы, – развел руками Алукард, – защитили бы, будь у нас хоть крупица информации о тех, кто вызывает эту тварь. Поэтому я и пришел к вам. Я надеюсь на вашу помощь. Из старческой груди Великого Вампира вырвалось демоническое хихиканье. – О Великая Тьма! – вскричал он, воздев костлявые руки к потолку. – Ты это видишь? Ты это слышишь? Сам бесподобный Алукард умоляет меня о помощи! – Положим, я все-таки не «умоляю»… – несколько покоробившись, вставил Алукард. – Это, молодой человек, уже детали! – с торжеством отвечал граф. – Вы пришли ко мне… вы просите моей помощи… вы признаете, что без меня не справитесь… ах, почему здесь нет моего вековечного врага?! – Так вы что-то знаете? – нетерпеливо поинтересовался Алукард. – И вы таки интересуетесь знать, знаю ли я? – заголосил граф. От восторга в голосе его прорезался давно забытый местечковый акцент. «Вот так-так! А титул-то у него, похоже, купленный!» – сказал себе Алукард. – Так если вы интересуетесь, молодой человек, то я вам отвечу! Таки вы спрашиваете, знает ли что старый папаша Орлок за Крысиного Короля? Ой, чего он только не знает!.. – Тут он сделал драматическую паузу – и внезапно отрезал совершенно нормальным голосом: – А ничего он не знает. Всего хорошего, молодой человек. Аудиенция окончена. – То есть как? – А вот так, – сурово ответствовал граф. – Не надо было в пятьдесят втором году дырявить меня из вашего пугача. А в семьдесят пятом взрывать мою гробницу. А в восемьдесят седьмом… Довольно, юноша. В вас нет уважения ни к титулам, ни к сединам. Всего доброго. Понурившись и надвинув шляпу на лоб, Алукард повернулся и двинулся прочь по коридору. Старый вампир, скрестив руки на груди, смотрел ему вслед и упивался своим торжеством. В конце коридора Алукард обернулся. – Ах да, – сказал он, – приношу вам соболезнования по поводу бала. Выражение триумфа на лице графа несколько поблекло. «Это ловушка, – сказал он себе. – Он хочет тебя перехитрить. Не поддавайся, Орлок!» А вслух сказал: – Что это вы, любезнейший, имеете в виду? – Да ведь бал-то не состоится, – пожал плечами Алукард. И вдруг хлопнул себя по лбу: – Как, разве я вам не сказал? Извините, за этим вашим драматическим выступлением совсем из головы вылетело. Ведь праздник ваш, если не ошибаюсь, начинается ровно в полночь? – Да, по традиции… – пробормотал граф, предчувствуя недоброе. – Жаль, жаль, – сочувственно проговорил Алукард. – Но вы, граф, не расстраивайтесь: все равно вы после этого проживете недолго, так что даже как следует огорчиться не успеете. И снова двинулся прочь. – Стойте! – вскричал граф. – Что значит «после этого»? После чего? О чем вы, черт побери, болтаете? Алукард обернулся – живое воплощение простодушия и искренности. – Да ведь Крысиный Король явится в мир в пятницу, без четверти двенадцать! – отозвался он. – Ладно, граф, я пойду. Дела, знаете ли… Жаль, что застарелая обида не позволяет вам спасти ваше торжество. И опять повернулся к выходу. – Погодите! – завопил граф. – Погодите! Я вам помогу! Я знаю… – Да ну? – садистски протянул Алукард. – А как же ваша гробница в пятьдесят третьем? – Гробница была в семьдесят пятом, – пробормотал граф, – но это неважно… Послушайте, я готов вам помочь. Запишите адрес: Торнтон-стрит, тридцать шесть. В последнее время в этом доме творится что-то неладное. Что ни день, оттуда исходят сильные черные эманации. Проверьте этот дом. А я наведу справки в лондонском under-world’е. – Большое спасибо, – вежливо отозвался Алукард. – Вы не представляете, как приятно иметь дело с вампиром, всегда готовым к сотрудничеству. И, приподняв на прощание шляпу, намылился уходить уже всерьез. Потрясенный и униженный, граф отчаянно искал способ взять реванш. – Кстати, Алукард, – нашелся он наконец, – вы так ничего и не вспомнили о своем прошлом? Обернувшись, Алукард смерил его долгим взглядом, затем сверкнул своей фирменной улыбкой. – Зато ваше прошлое, папаша Орлок, – сладким голосом отвечал он, – открылось мне сегодня с совершенно неожиданной стороны. С этими словами он растворился во тьме. Граф проводил его ненавидящим взглядом. Затем посинелые губы его раздвинулись в хищной усмешке. – Ничего-ничего, молодой человек, - пробормотал старый вампир себе под нос, - таки мы с вами еще поговорим за эту тему! Тусклые предрассветные лучи, слабо сочащиеся сквозь зарешеченное окошко, озарили камеру смертников. Снаружи доносился стук – там сколачивали помост для аутодафе – и чей-то сиплый простуженный голос орал: «Что за дрова опять прислали? Скажите им там, в Ватикане, пусть на этих сырых деревяшках свою бабушку поджаривают!» Испустив глубокий вздох, юный Радиус обвел взором свое последнее пристанище. – Вот и подходит к концу мой, увы, слишком краткий не-жизненный путь, – проговорил он. – Через несколько часов меня не станет – и вспомнит ли хоть кто-нибудь обо мне? Отец… нет, он меня проклял, он сказал, что у него нет больше сына. Кузина Интегра? Да, может быть, она прольет скупую слезу… А Виктория? Моя милая, нежная Виктория! Если я явлюсь к ней весь лысый и обгорелый, как Фредди Крюгер – будет ли она меня и таким любить?.. Но нет, – продолжал он, подумав, – я не могу, не имею права подвергать свою возлюбленную такому испытанию. Надо бежать! И, придав своим мыслям конструктивное направление, юный Радиус принялся осматривать темницу. Застенки инквизиции представляли собой ужасающее зрелище: столетняя плесень на стенах, цепи и кандалы, вделанные в кирпичную кладку. Тут и там смутно белели во мраке человеческие кости. – Цепи у них звенят на полтона ниже, чем в подземелье Хеллсингов, – с видом знатока отметил Радиус. – Сразу видно – заводская работа. Да и кладка могла бы быть попрочнее – а то вон, мне отсюда палача видно в трех местах! Вообще каземат у них, конечно, оставляет желать лучшего – но с другой стороны, компания… Последняя реплика была вызвана тем, что в окованную железом дверь камеры раздался громкий стук, и замогильный голос возвестил: – Последний завтрак приговоренного к смерти! В дверях появился здоровенный стражник с полным подносом освященных просвирок. – Спасибо, – вежливо ответил приговоренный, – но я такого не ем. А человеческих мозгов в ассортименте у вас не подают? – У, нехристь! – беззлобно протянул стражник. – Может, тебе еще и печень девственницы на десерт? – А что, есть? – с надеждой поинтересовался юный Радиус. Добродушная физиономия стражника навела его на новую мысль. – Сударь, – обратился он к своему тюремщику, – не расскажете ли вы мне, как бежали из этой темницы те, кто сидел здесь до меня? – Ах, молодой человек, – с готовностью отозвался тот, – отсюда бегали самыми разными способами! Вот, помнится, сидел здесь как-то один чернокнижник – так он взял да и просочился в канализацию. – Ну нет, – сказал себе юный Радиус, – это мне не подходит. В канализации грязно и очень дурно пахнет; и потом, там легко заблудиться… – Или, помню, был еще случай: приговорили как-то к сожжению одного колдуна – а тот взял, нарисовал углем на стенке камеры море и корабль, взошел на борт и уплыл. – И этот способ не для меня, – вздохнул юноша. – Как-то раз, еще в детстве, решил я написать папин портрет – а папа посмотрел и говорит: «Плохо ты… э-э… Десмонд-Вальмонт, нарисовал лошадь». А ведь на плохо нарисованном корабле и потонуть можно! – Или вот, помнится, – продолжал стражник, – сидел у нас как-то один некромант – так он вызвал армию мертвецов, все здесь разгромил, а сам убег. – Армия мертвых! – проговорил юный Радиус. – Вот это по мне! Спасибо вам, сударь! Как же я сам не додумался! Только есть одна проблема – где же мертвецов-то взять? – И он с сомнением оглядел разбросанные вокруг побелевшие от времени кости. В этот миг снаружи донесся отчаянный крик: – Тревога! Тревога! Боевая готовность номер один! Армия мертвецов идет на приступ! И вслед за тем часто, тревожно забухал набат. У ворот застенка инквизиции стояли вместе со своей ужасной армией братья Валентайн. Глава четвертая Идиоты в стаде и на вольном выпасе Дураки обожают собираться в стаи, Впереди них – главный во всей красе… – Кажется, здесь, – проговорил Алукард, останавливаясь перед дверью дома номер тридцать шесть по Торнтон-стрит. Над дверью висела вывеска, обильно разрисованная солнышками и веселыми рожицами и гласившая: «Психологический клуб развития индивидуальности «Понтон». Скажи миру «да»! Мы ждем тебя!» И ниже, мелкими буквами: «Вход платный». Шестым сверхчеловеческим чувством Алукард ясно воспринимал исходящие из-за стен дома неопределенные, но зловещие эманации. – До чего я дошел! – вздохнул он. – Иду говорить миру «да», да еще и готов за это платить! Чего не сделаешь ради блага организации! Часом ранее в штаб-квартире «Хеллсинга» состоялся жаркий спор. Когда выяснилось, что в указанном Орлоком доме проводятся психологические тренинги, Виктория, пристыженная, но не обескураженная своей последней неудачей, вызвалась отправиться в клуб «Понтон» под видом клиентки и разузнать, что там творится. Однако восторга это предложение почему-то не вызвало. Алукард решительно отверг ее кандидатуру. – Пойми, – говорил он, – для этого задания требуется недюжинный актерский талант. Нужно натурально изобразить человека слабого, неуверенного в себе, страдающего и мучительно ищущего свое место в жизни. Тебе это не по силам, полицейская. – И, осклабившись, произвел контрольный выстрел: – Твое дело – юному Радиусу мозги пудрить! Виктория зарделась; она, бедняжка, решила, что ей сделали комплимент. – Что ж, вперед! – сказал себе Алукард, глубоко вздохнул и толкнул дверь. На пороге его встретил вахтер, собирающий плату за вход. Излишне упоминать, что после встречи с Алукардом этого вахтера больше никто никогда не видел. В просторном холле вампира поразили две вещи. Во-первых – прикнопленный к доске объявлений лист бумаги, также обильно разукрашенный солнышками и разными завитушками. Заглавие его гласило: «Десять заповедей клуба «Понтон»». Дальше шел такой текст: «Поскольку главный принцип нашего клуба – полная свобода для проявлений индивидуальности, просим всех участников наших занятий соблюдать следующие правила: 1. Запрещается высказывать неконструктивную точку зрения. 2. Запрещается необоснованно привлекать к себе внимание. 3. Запрещается препятствовать проявлениям индивидуальности другого…» Дальше Алукард читать не стал. – Какой у них тут, однако, либерализм! – пробормотал он и принялся разглядывать вторую поразившую его вещь – публику. С первого взгляда было заметно, что большинство людей, пришедших на тренинг, в самом деле остро нуждаются в помощи психолога – а некоторые, пожалуй, и психиатра. Все они сутулились, держали руки в карманах, смотрели в пол и ходили, шаркая ногами. (Алукард немедленно ссутулился сам – но при его росте это не очень помогло.) Концентрация футболок с надписью «I hate myself and want to die» на душу населения превышала все, когда-либо виденное им раньше. «Ай-яй-яй! – сказал себе Алукард. – Поторопились мы отдать юного Радиуса католикам. Вот где он бы нам пригодился!» В этот миг снизу его подергали за рукав. Опустив глаза, Алукард увидел перед собой блондиночку, выражение лица которой живо напомнило ему Викторию. – Извините, – заливаясь румянцем и смущенно хихикая, пролепетала девица, – можно мне с вами познакомиться? Ответить Алукард не успел; с другой стороны к нему подлетела еще одна девица, брюнетка (во всем остальном, однако, точная копия первой) и пропищала: – Не трогай, это мой! Я его первая заметила! Извините, можно с вами познакомиться? Тут Алукарда пробрала дрожь. Уж не попал ли он по ошибке в клуб знакомств? – Милые леди, – проговорил он, – я, конечно, польщен вашим вниманием, однако не совсем понимаю, из-за чего такой ажиотаж. По-моему, молодых людей тут на всех хватит. – И, вспомнив о своей роли, шаркнул ножкой и добавил: – И вообще, я такой стеснительный, такой стеснительный… – Понимаете, – заторопились обе девицы, перебивая друг друга, – на прошлом занятии наш учитель, доктор Козлоу, дал нам задание. Он на каждом тренинге дает какое-нибудь необычное задание, для развития индивидуальности, понимаете? Так вот, мы должны набраться смелости, подойти к самому несимпатичному, зловещему, отталкивающему типу, какого нам удастся найти – и с ним познакомиться! На некоторое время Алукард утратил дар речи. – Мы уж и так пробовали, и этак, – продолжала блондинка, – но несимпатичные типы не хотят с нами знакомиться, и все тут! Правда, с одним мне почти повезло, но он позвал полисмена! – А мне, – добавила брюнетка, – мой несимпатичный тип сказал, что его зовут Ян Валентайн, и что вообще-то он не прочь перепихнуться, но как раз сейчас очень занят – поднимает армию упырей… «Смотри-ка, – сказал себе Алукард, – в каких неожиданных местах можно почерпнуть информацию. Оказывается, после того, как их выгнали из «Миллениума», Валентайны опять взялись за свое – а я вечно пропускаю все самое интересное!» В это время в зале появилось новое лицо. Шум затих, движение прекратилось; все взоры обратились к новоприбывшему. В наступившей тишине громко и отчетливо прозвучал вопрос Алукарда: – Милые дамы, зачем вы еще кого-то искали? По-моему, вот он – герой ваших грез! – Что вы! – хором воскликнули обе девицы. – Ведь это ОН – наш учитель, великий гуру, гений психологии доктор Козлоу! С ним мы уже давно знакомы! – Дорогие друзья, – звучным, хорошо поставленным голосом заговорил психологический гений, – рад приветствовать вас на нашем тренинге. Рассаживайтесь, пожалуйста. – Итак, – заговорил он, когда все заняли свои места, – все вы пришли сюда за помощью. Вы испытываете трудности во взаимодействии с окружающим миром и не знаете, как жить дальше. У всех вас в самом деле большие проблемы – это заметно даже по вашему внешнему виду… «А этот тип, похоже, в самом деле не дурак в психологии», – сказал себе Алукард. – …Вот, например, вы! – вдруг ткнул в него пальцем Козлоу. – Да-да, вы! Знаете, о чем говорит ваш костюм? Шляпа, очки, перчатки – все указывает на то, что вы отгораживаетесь от мира! Да-да, вы его боитесь! Скажите честно, ведь вы испытываете проблемы в отношениях с людьми? – Скорее, это у них со мной проблемы… – забыв о своей роли, пробормотал совершенно обалдевший Алукард. И тут, словно желая подтвердить его слова, подал голос какой-то взлохмаченный очкарик из заднего ряда. – Я хотел бы заметить, – на редкость пронзительным голосом проверещал он, – что этот новенький нарушает правила нашего клуба! Посмотрите, какой он высокий, широкоплечий, с каким вкусом одет! Он необоснованно привлекает к себе внимание! – В самом деле, – укоризненно качая головой, заметил Козлоу. – Вы, сэр, у нас новичок, и на первый раз вам это прощается. Но на следующее занятие будьте любезны прийти… ну, например, в зеленом тренировочном костюме в оранжевую полоску и в ярко-фиолетовых кроссовках. Да-да, именно ярко-фиолетовых. Можно также вдеть серьгу в ухо или, еще лучше, в нос. Помните: ничто не должно сковывать вашу индивидуальность! Какое-то странное и неприятное чувство охватило Алукарда. Немного поразмыслив, он понял, что это: впервые за свою долгую не-жизнь вампир испытал неуверенность в себе. «Похоже, я дал промашку, – сказал он себе. – Что ж, второго раза не будет! Стану наблюдать и помалкивать». И, прикрыв глаза, сосредоточился на проникновении в мысли психологического гуру. Увы, много прочесть ему не удалось. Мыслей было маловато, и все они крутились вокруг крайне, на взгляд Алукарда, неаппетитных предметов. «Блондинку или брюнетку? – мучительно размышлял Козлоу, на автопилоте вещая что-то о гармонии в природе и в душе. – У блондинки задница хороша, но у брюнетки зато бюст шестого размера… А что, если следующий тренинг посвятить любви втроем как средству раскрепощения индивидуальности?» Почувствовав, что его сейчас стошнит, Алукард поспешно прервал телепатический контакт. – А теперь приступим к нашим занятиям, – продолжал Козлоу, так и не придя к определенному решению. – Для начала – разминка. Закройте глаза, сосредоточьтесь и представьте себе лицо человека, которого вы любите больше всего на свете. Вглядитесь в него как следует, всмотритесь в каждую черточку, всей душой ощутите любовь, преданность, готовность всем ради него пожертвовать, отдать ему все, что у вас есть. Да, и не стоит удивляться, если, благодаря неисповедимой работе подсознания, перед глазами у вас вдруг возникнет мое лицо. Алукард послушно зажмурился, ожидая увидеть собственную физиономию – однако, к большому и несколько неприятному его изумлению, перед глазами у него всплыло строгое лицо Интегры Хеллсинг. «Вот те на! – сказал себе Алукард. – Что бы это значило? Не хочет же мое подсознание сказать, что я… Да нет, быть не может! Просто крыша едет от этого проклятого тренинга. Еще немного – и я, чего доброго, скажу миру «да»!» – Достаточно, переходим к основной части, – бодро возвестил Козлоу. – Сегодня мы будем учиться получать положительные эмоции там, где их нет. Даю ситуацию: какой-то здоровенный мордоворот наступает вам на ногу – и, естественно, не извиняется. Что вы сделаете? Вот вы, в заднем ряду! – Улыбнусь и вспомню вашу гениальную мантру: «Скажи миру «да»!» – показав в улыбке скобки на зубах, отрапортовал молодой человек с пронзительным голосом – тот самый, что критиковал Алукардову внешность. – Неплохо, – мягко улыбнулся Козлоу, – очень неплохо, но явно недостаточно. А вы? – ткнул он пальцем в Алукарда. «Ну, на этот-то раз я не облажаюсь!» – пообещал себе Алукард. – Для начала, наверное, улыбнусь… – неуверенно начал он и огляделся по сторонам в поисках поддержки. Поддержки не было. – Потом спрошу, что он этим хотел сказать. Потом возьму за грудки, – продолжал он, постепенно воодушевляясь, – пару раз стукну головой об стену, дам ногой по почкам, расстреляю из обоих пистолетов, вырву печень и съем, посажу на кол… Аудитория слушала его, затаив дыхание. «А не сболтнул ли я чего-нибудь лишнего?» – подумал Алукард и поспешно добавил: – А потом скажу миру «да»! Козлоу сурово покачал головой. – Вы, голубчик, уже во второй раз нарушили наши правила, – проговорил он с отеческой суровостью. – Разве вы не читали в холле, что неконструктивная точка зрения у нас не приветствуется? – Кстати, к необоснованной критике я отношусь не лучше, чем к наступанию на ноги, – мрачно брякнул Алукард. Чувствуя, что маскировка ползет по швам, он решил особо не сдерживаться. – Гм… Ну хорошо, с теоретической частью на сегодня закончим. Переходим к упражнениям. Вчера бессонной ночью я разработал новый тренинг. Называется «Доверие». Вот на вас, молодой человек, его и опробуем. Алукард стиснул зубы, мысленно готовясь к самому худшему. – Двое из вас, – продолжал Козлоу, – например, вы и вы, девочки, – и он указал на уже известных читателю блондинку и брюнетку, – становятся посреди зала, крепко взявшись за руки, а третий падает спиной вперед на их протянутые руки. Это упражнение требует абсолютного доверия партнеров друг к другу. Вы должны быть уверены, что вас не уронят. Прошу вас, сэр. Девицы взирали на мощную фигуру Алукарда с нескрываемым ужасом. – Будут жертвы, – честно предупредил Алукард. – И я не себя имею в виду. – Смелее, смелее, – плотоядно улыбаясь, предложил Козлоу. – Доверьтесь нам. Как вы обретете мир с самим собой, если не научитесь доверять другим? «Что ж, он сам этого хотел», – сказал себе Алукард и, повернувшись к девицам спиной и раскинув плащ, начал картинно заваливаться на них. Девицы с визгом бросились в разные стороны. В нескольких сантиметрах от пола Алукард обернулся стаей летучих мышей и вылетел в окно. Стоит ли говорить, что в этот раз тренинг по развитию индивидуальности закончился гораздо быстрее обыкновенного? Оставшись в одиночестве, доктор Козлоу оглядел ряды поваленных стульев, пару затоптанных учеников, и промолвил: – Да, у этого человека в самом деле ОЧЕНЬ большие проблемы… – И, подумав, добавил: – Однако нет худа без добра. От него я получил столько энергии, сколько не дали бы двадцать обычных болванов из числа тех, что посещают мои занятия! Теперь-то Хозяин будет мной доволен! И демонически захохотал. – Брат мой Ян! – обратился к своему брату-близнецу (на десять лет моложе и от других родителей) Люк Валентайн, стоя под стенами католической штаб-квартиры. – Наконец-то, после долгих и мучительных поисков, мы обрели свой идеал! Барон Варгоши – вот настоящий вампир! Вот кого мы с тобой должны взять за образец, вот с кого, как говорится, делать не-жизнь! – Слушай, брателло, – проговорил Ян, – да ведь ты типа полчаса назад то же самое базарил про того старикана! Люк слегка смутился. – Ах да, – сказал он, – граф Орлок… Нет, граф меня разочаровал. Он не нашего круга. Он оказался неспособен оценить нашу верность и преданность. Но барон… Ты только вспомни, как он величаво держится! Сколько аристократизма в манерах и в жестах! – Ага, в жестах особенно, – отвечал Ян, потирая задницу, на которой явственно отпечатался след баронского сапога. – Вспомни, как он гордо выпрямился, каким огнем сверкнули его глаза, когда мы, явившись к нему в замок, предложили свои услуги! Какими демоническими громами гремел его голос при восклицании: «Пошли вон, болваны, и дорогу сюда забудьте!» – А что, брат Люк, – с некоторым сомнением поинтересовался Ян, – эти… как их… ну, которые на лошадках… Люк напрягся, стараясь уловить извилистый путь мысли Яна. – Рыцари, что ли? – уточнил он. – Ага, точно, рыцари. Так вот, они всегда так со своими вассалами разговаривают? Люк устремил на брата взор, полный необыкновенного превосходства. – Так, – строго ответил он, – рыцари разговаривают с молодыми и неопытными, еще ничем себя не проявившими вассалами. Но как только мы разгромим католиков – тут-то барон оценит нас по достоинству! Но, впрочем, довольно болтать. К делу, брат Ян. Упыри! В атаку! – Гы-гы-гы! – добавил брат Ян, так и не освоивший искусство демонического хохота. – Держитесь, католики, ща всем вам вставим пистон в… – Заткнись, идиот, не позорься! Настоящие вампиры так не выражаются! – прошипел брат Люк, пихнув брата локтем. – Я же тебе текст написал! Печатными буквами! – Извини, браток, – смутился брат Ян. – Щас… – И, достав из кармана лист бумаги и развернув его, принялся читать по складам: – Трепещите, гнусные христианские собаки, ибо гнев вампиров падет на вас! Через несколько м… м… мн-гновений земля… э-э… ага, понял… земля раз-верз-нется у вас под ногами, и ваша гнусная обитель рухнет в инфо… инфра… брат Люк, а это что за слово? – Инфернальные, болван, – отвечал Люк, не отрываясь от телепатического управления упырями. Живые мертвецы с гулом и грохотом били в ворота огромным тараном. – В инфернальные бездны, значит, – с облегчением закончил брат Ян. И пояснил от себя: – Так что всем вам, в натуре, крышка! В этот момент сбоку от ворот тихо приоткрылась калитка. Оттуда выскользнула какая-то фигура. Брат Ян, придя в сильное возбуждение, начал пихать брата Люка в бок. – Эй, братишка, – заговорил он полушепотом, – а почему мы в ворота ломимся, а не в калитку лезем? На миг оторвавшись от командования, Люк смерил его суровым взглядом. – Да потому, мой недалекий брат, что на воротах написано «Вход», а на калитке – «Выход». Что тут непонятного? Ян смутился и умолк. Его не оставляло какое-то смутное беспокойство. Битва была уже в разгаре, когда внезапно кто-то потрогал Яна за рукав. Обернувшись, Валентайн-младший увидел перед собой молодого человека, внешность которого пробудила дремавшие в нем природные инстинкты. Как известно, до того, как сделаться вампиром, Ян Валентайн был гопником; вот и сейчас ему мучительно захотелось спросить у этого щуплого паренька, как пройти в библиотеку. Лучше всего – в глухом переулке и в два часа ночи. – Извините, сударь… – деликатно начал юный незнакомец… «Или, может, попросить закурить?» – думал Ян. – Мне, право, очень неловко… – продолжал юноша. – Это ваши упыри? – Наши, – гордо отвечал Ян. – С братом напополам. Целый месяц откапывали. – Ах, как жаль! – проговорил молодой человек. – Честное слово, ужасно не хотелось бы ставить вас в неудобное положение… поверьте, я бы никогда – но обстоятельства… «А может, просто в морду дать, без предисловий?» – размышлял Ян. – Я очень сожалею, – продолжал юноша, – но, право, у меня просто нет другого выхода… Упыри! Следуйте за вашим Повелителем! …Через десять минут братья Валентайн, по которым прошагало несколько сотен упырей, выкопались из пыли и посмотрели сначала вслед своей армии, а потом друг на друга. Оба долго молчали. Наконец брат Люк заговорил: – Брат мой Ян, – сказал он медленно и торжественно, – ты это видел? – А как же! – ответствовал Ян, потирая поясницу. – Я даже… как это… осязал! – Я не об этом, глупец, – презрительно отрезал Люк. – Ты видел этого Зомби-лорда? – Ага, – сумрачно отвечал Ян. – Зря я ему не врезал. А все эта проклятая кур… курв… – Куртуазность тут ни при чем! – поспешно перебил его Люк. – Само провидение остановило твою десницу! Брат Ян захлопал глазами, окончательно перестав что-либо понимать. – Ты его видел, – медленно, с расстановкой произнес Люк. – Мы оба его видели. Я тоже его видел – и разум мой был помрачен! Наконец-то мы нашли наш идеал! Брат Ян открыл рот, да так и остался. – Как, опять? – проговорил он, когда к нему вернулся дар речи. – А как же этот… барон? – Барон Варгоши – неотесанная деревенщина по сравнению с этим! – сурово отвечал Люк. – Ты обратил внимание, сколько изящества в его движениях? Сколько аристократизма в манерах? С какой прирожденной куртуазностью он приблизился к тебе и завязал беседу? – Это уж точно, – проворчал Ян. – Эту, как ее, курв… крут… в общем, то, о чем ты говоришь, я в любом виде узнаю! И все-таки, брат, что хочешь говори, а я скажу: на этот раз мы с тобой нехило облажались. Люк возмущенно всплеснул руками. – Брат мой Ян, – вскричал он, – сколько раз я тебе объяснял! Не будь ты моим братом, я подумал бы, что ты дурак! Пойми же наконец, выражения типа «нехило», «облажались» и так далее свойственны простонародью, грубой черни, а никак не… В этот момент сзади послышалось деликатное покашливанье. Братья обернулись. Перед ними, в полном составе и в полной боевой готовности, выстроился отдел «Искариот». Отец Андерсон радостно звенел клинками, отец Максвелл взвешивал на руке метательную Библию. На правом фланге прыгал от нетерпения новичок – отец Паприкацци. – П…..ц, бля! – только и вымолвил Ян – и тут же испуганно покосился на старшего брата. – Знаешь, брат Ян, – задумчиво проговорил Люк, – не подумай, что я одобряю твой лексикон… но, честно говоря, в некоторых случаях он вполне уместен! ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ… Disclaimer: Все персонажи (или по крайней мере те из них, кто принадлежит нам, а не японцам) являются вымыслом. Любое совпадение с реальностью абсолютно случайно. Как бы трудно вам не было в это поверить.

Воительница: Читала этот фик - очень понравился, один из моих любимых, а прода есть?

Nefer-Ra: ма-ма... мне хватило первых нескольких глав. По их прочтении присоединяюсь к мнению Яна (третья строка снизу в последней главе).

Шинигами: Nefer-Ra зря вы так Х) Воительница продолжения нет.

НатаЛи: Автора качать!

Girlycard: Вот после прочтения подобных вещей я понимаю, что лучше не напишу никогда, поэтому даже и трепыхаться не стоит...) Передайте кто-нибудь автору, что он гений, а? Вообще, мне кажется, что это больше юмор...то есть сатира, да, чем приключение.

Шинигами: Girlycard приключений тут предостаточно, а чистого жанра, увы, нет. Почти любой макси-фик в экшн попадает.

Фьоре Валентинэ: Широко улыбнуло, но в паре мест были... "некорректности"))

MasKare: Шинигами пишет: – Хозяин! – громким шепотом воскликнула Виктория. – Не нравится – не ешьте, но зачем же обижать человека? Честное слово, вы иногда бываете так бестактны… даа, это ействительно сатира,но качественная)

Белая Волчица: ис поцтола писать неудобна аффтор молодец а можно проду



полная версия страницы