Форум » Ржунимагу » Квинтет Апокалипсис by Month » Ответить
Квинтет Апокалипсис by Month
Шинигами: Автор: Month(month_october@mail.ru) Название: Квинтет Апокалипсис Рейтинг: R. О морали надо заботиться. Жанр: Юмор ( + чуть-чуть размышлизмов) Статус: законченно Действующие лица: «Хеллсинг» и «Миллениум» в полном составе. Предупреждение: курение вредит вашему здоровью. Описание: бедный und несчастный «Миллениум» в очередной раз пытается завоевать мир, начав опять с Англии. От автора: фик посвящается человеку, известному здесь под ником Night Crowd. Целиком и полностью. Выражаю благодарность Ganimed за редактуру. Разрешение на выкладывание получено от владельца. Шини Квинтет Апокалипсис Посвящается Насте Рывкиной Жизнь – это карусель, на которой никакому не дано удержаться надолго. И она всегда в конце концов возвращается на то же самое место, замыкая круг. Стивен Кинг, "Противостояние" Глава 1 Интегра думает Вопреки широко распространенному среди сотрудников организации "Хеллсинг" мнению, Интегра Ван Хеллсинг умела не только орать на подчиненных, курить и фехтовать, но и заниматься административной работой. В то последнее утро апреля на ее столе лежала большая карта Англии, издалека напоминавшая клеенку. На ней Интегра с помощью двух карандашей, ластика, линейки и циркуля занималась стратегическим планированием путем сосредоточенного очерчивания окружностей. Окружности отмечали вероятные ареалы распространения вампиров, внезапно участивших свои атаки на мирное англиканское население пригородов Лондона. Интегра никогда не была в ладах с геометрией, и порой она думала, не почитать ли ей тайком на досуге учебник средней школы. Вот уже пять часов она возилась с картой. В комнату вошел Бернадотте. Вид у него был потрепанней обычного: к повязке на глазу и пластырю на носу добавились рука на перевязи и костыль, на который он опирался с явной неохотой и неумением. - Начальник, - просипел наемник. - Чего? – ответила ему сэр Хеллсинг, недвусмысленно давая понять, что на разговор с подчиненными она сейчас не настроена. - Леди Интеграл, поймите меня правильно, - медленно, даже с нотками жалости начал капитан "Диких гусей", - я, конечно, понимаю, что профессия наемника не подразумевает официального статуса и полного социального пакета, но… - Короче. - Дайте мне и отряду отгул по состоянию здоровья. - Почему, скажи мне на милость, Бернадотте, я должна это делать? - Потому что объяснять Алукарду, что стрелять надо, предварительно целясь, вы не удосуживаетесь…. – пробурчал тот, принявшись ковырять носком ботинка пол. Интегра отложила карандаш и линейку и сложила руки перед собой. - Так. Что сегодня? - Мы прибыли на этот злосчастный ликероводочный завод. Там действительно было полсотни вурдалаков и трое вампиров, как и ожидалось. Мы окружили его по периметру, а Алукард пошел на штурм. - И? - Алукард не знал, что спирт замечательно горит. Лицо Интегры, до того просто угрюмое, посерьезнело, еще помрачнело и стало окончательно каменным. - Он взорвался, и, как сами, начальник, видите… - Вижу. Бернадотте развел руками, пошатнувшись. Ему явно непривычно было стоять, опираясь на костыль. Внезапно Интегре стало его жалко: вот уже сколько времени на них работали "Дикие гуси", чего с ними только не случалось, через какие только мясорубки они не проходили… - И много гулять хотите? - Хотим всем отрядом отправиться рыбу ловить за город. Там место хорошее есть… - Сколько? – нетерпеливо переспросила Интегра. – Или нисколько? - Нет, нет, почему же! Пожалуй… ну, три дня…. - Два, включая сегодняшний, и точка, – она наклонилась и состряпала указ по организации "Хеллсинг" о выходном отряда. Бернадотте подошел к столу, взял лист дрожащими пальцами, улыбнулся и козырнул. - Исчезни, - Интегру порой очень и очень злило, как этот наемник вел себя, но ничего поделать с ним она не могла. Бернадотте лихим движением закинул костыль за спину и пошел легким прогулочным шагом в сторону двери, параллельно с этим развязывая бинты на руке. Интегра ошалело глядела на него и, когда он был уже почти в дверях, окрикнула, опомнившись: - А как же… взрыв?! - Леди, ну не в метре же мы от этого завода стояли, право слово, - сказал он и был таков. Интегра крякнула от негодования, стукнула кулаком по столу, закурила. Вещи явно идут под откос, если Бернадотте позволяет себе такое. Может, пора отказаться от этих грубиянов? Благо из обычной армии уже набралось порядочно солдат, чтобы сформировать регулярную основу для бойцов организации. И не надо будет в таком случае разбираться со всякими выходками вроде сегодняшней…. - Нет, пожалуйста, леди Интеграл, нет!!! Интегра мгновенно среагировала, и в сторону появившейся из стены Виктории был направлен пистолет. Та удивленно застыла на полпути. - Так. Стены этого особняка уже совсем ненадежны. Ты меня подслушивала? - Я?! Что вы, нет… Я… Просто хотела, чтобы вы… не увольняли… Пипа… Интегра нахмурилась, но пистолет убрала. Злиться на вампиршу у нее настроения не было, поэтому она просто притворилась, будто вернулась к работе, про себя матюгнув Алукарда, что он выбрал такую способную ученицу: еще и года не прошло, а она уже сквозь стены ходит и мысли читает… Тем временем "ученица" продолжала стоять у стены, сосредоточенно пытаясь что-то сделать и дико чего-то стесняясь. -
Ответов - 7
Шинигами: 5 Валентайны выходят на тропу войны - Джентльмены, я, быть может, малость повторюсь, но я чертовски люблю войну…. Весь личный состав Letzt Battalion дремал, только Док, оперировавший диктофоном (он планировал в скором времени издать аудиокнигу в формате МРЗ "Избранные речи М. Монтаны", и даже слоган уже придумал для рекламы) сохранял способность стоять вертикально. - Я люблю, когда толпы преданных фанатиков прут пушечной массой на вражеские дзоты. Наблюдать, как их передние ряды словно проворачивают сквозь мясорубку – истинное наслаждение. Видеть, как десятки тысяч винтиков военной машины заваливают противника – высшая радость… - Шеф, - шепнул Майору на ухо Док, - нас меньше тысячи, может, лучше перейти к повешенным на фонарях и закопанным живьем в противотанковые рвы?…. - Ошибаетесь, Док… в сегодняшний день на "Хеллсинг" рухнут тысячи наших воинов. Где-то в низу прогремел горн. От его звука мгновенно проснулся весь батальон. Под цеппелином слышался мерный топот. Все солдаты бросились со своих мест к иллюминаторам. Их зрелищу предстала удивительная картина. Особняк окружала огромная, тянущаяся почти к горизонту, толпа самого что ни на есть разношерстного народа. Реяли сотни флагов с желтыми глазами. Где-то в глубине всего этого безобразия был небольшой бугорок – то был командный пункт новой армии, броневик, на котором стояли братья Валентайн и с помощью двух громкоговорителей направляли колонны воинов. Даже у Капитана отвисла челюсть при виде этого зрелища. - Майор… вы – истинный Гений… – прошептал Док. Монтана опустил взгляд на носок своего ботинка, протиравшего пол цеппелина, и, вздохнув, скромно ответил: - Знаю, Док, знаю… - Вы представляете, шеф, сколько трупов тут будет к утру?! - Не то слово. Как говорил Гиппократ: "Война – единственная истинная школа для хирурга". Лицо Дока расплылось в широчайшей улыбке. - Ну разумеется – с… А все-таки, шеф – откуда они? - Этот сброд внизу? О, это то, что смогли собрать братья Валентайн за три дня. - Три дня?! - Да. - Но как?! - Элементарно, Ватсон. – Капитана заметно передернуло при этих словах. – Я сказал Люку, что Ван Винкль попала в плен. - Но тогда мы же еще не знали… - Какая разница, Док? Глядя вниз, туда, на эти орды – тебе становится легче от осознания того, чего ради собрали их эти двое братьев? Ты видишь в них что-то, отличающее их от обычных машин смерти, верно, словно бульдозеры – нет, словно адские асфаль
Шинигами: 9 Воспоминания Зорин Блитц Старший лейтенант СС Зорин Блитц лежала на спине, медленно истекая кровью, глядя в высокое, затянутое серыми облаками английское небо, и курила последнюю сигарету. Не то что бы у нее их больше не было, она просто знала, что больше сил поднять руку и вложить порцию никотина себе в зубы у нее нет. Сигарета медленно тлела. Вверх тонкой струйкой струился дымок. Сигареты были паршивые, дым был желтоватый, будто горела свежескошенная трава. Но выбирать не приходилось. Вообще выбирать не приходилось. Как обычно. Никогда не приходилось. Все тебе скажут, все тебе укажут. Так было всегда, с тех пор, как она появилась на этот свет, еще до того, как ее стали звать Зорин Блитц. Сказали: иди, фатерлянду нужны солдаты. Ну, не солдаты – охранники. Ну, охранять тебе придется таких тонких, грязных людей, похожих на простыни – евреев. Варшавское гетто. Четыреста тысяч человек в паре кварталов. Внутри – ни школ, ни больниц, ни магазинов, ни хлеба. Но - евреи. Но – драгоценности. Но – деньги. Больше ничего. Они отдавали все, что имели, в обмен на хлеб, а охрана стреляла в перебежчиков, которые выручали слитки золота за черствые краюхи. Она думала, что это неправильно. Она не ходила по ночам в рейды "анти–юден", которые проходили безнаказанно. Тройки солдат просто брали автоматы, вечером шли за ограждение, а возвращались под утро, усталые, довольные, нагруженные добром. Такое выражение лица она видела потом лишь однажды – когда в феврале сорок пятого смотрела, как советский генерал наблюдал, как его солдаты набивали товарный состав люстрами, шкафами, зеркалами, чемоданами; втаскивали, в частности, один "Мерседес". Она думала – переведусь. Перевелась. Трижды. Сначала – в Шталаг, потом – в Майданек, потом – к Майору. Никто никогда ее не спрашивал, где и что она хочет делать. Все тыкали, приказывали. Ничего не объясняли. Все, все проходило, руководимое сверху. Никогда ничего не спрашивали. Она сидела всегда одна. В казармах все девицы по вечерам платили как угодно и чем угодно постовым, чтобы попасть к мужчинам, обитавшим за пределом лагеря, а она сидела в это время одна на кровати и глядела в потолок. Именно тогда, в Шталаге, она начала много курить. Тогда начались первые перебои с продовольствием, Геббельс по радио говорил, что все в порядке и что скоро возобновятся поставки. Но они так и не восстановились. А сигареты были лагерной валютой, да и, к тому же, убивали чувство голода и время. Потом перевели к Монтане. Он только что перестал быть старшим лейтенантом, уверенно ходил, говорил, шутил. Она запомнила одну его шутку: "Я не первый раз повышаюсь из лейтенантов, но в первый раз – из старших". Когда она вспоминала потом эти его слова, она не находила в них ничего смешного, но отчетливо помнила, что все смеялись шутке. Ей продолжали приказывать стоять с автоматом и молчать по уставу. Но теперь это было сложнее. Раньше за ее спиной стоял мерный гул или тишина. Теперь – крики, истошные вопли, причитания, вой… Однажды она не выдержала и пошла после дежурства прямо к Майору и потребовала объяснения, что такое она охраняет. Сделала она это очень просто – пришла, села перед ним в кресло, положила на стол ноги и автомат. Тот и бровью не повел, сказал: "Я врать тебе не буду. Ты ведь хочешь знать правду, да?" Он замолк. Она думала, что он сейчас продолжит речь после риторического вопроса, но он лишь глядел на нее, ожидая ответа. Вопрос оказался отнюдь не риторическим. Она сглотнула, и на первый важный вопрос в своей взрослой жизни она ответила: "Да". Майор улыбнулся и сказал, что все устроит. Потом он добавил обычным своим тоном: "Вольно", - и она убрала ноги со стола, забрала автомат и пошла в казарму, как ни в чем не бывало. А через пару дней ей было приказано идти в лабораторию. Там ее встретил Док, улыбнулся, проскрипел туфлями и сказал, что объяснит правду, которую та хочет знать. Правда обернулась уколом в шею и беспамятством. Первое ее осознанное воспоминание – это холодная комната с нарами. Она сидит на полу и грызет живую еще собаку. Потом еще что-то в схожем духе. Много чего в схожем духе, чтобы быть честным. Потом дверь открылась, там оказался Док. Он сказал: "Поздравляю. Теперь ты – старший лейтенант СС". Потом было несколько чудных дней. Она ходила по какому-то городку с тесаком и убивала всех, кто оказывался у нее на пути. Помнила какую-ту маленькую, трехлетнюю, наверное, девочку, которую она проглотила одним движением. Потом, когда городок опустел, она пошла вон из него по дороге. Шла она долго. Зашла еще в пару деревенек, убила всех и там. Она не помнила, сколько времени она так провела. В один момент рядом с ней остановился "Кюбельваген", в нем открылась дверца, из нее показалась голова Дока: "Садись". Она села. Внезапно ее желание убивать сменилось трепетом перед ученым. У нее прочно засела в голове мысль: будто этот тип в халате – ее отец. Док был немногословен. "Война проиграна. Вовремя тебя нашли. Улетаем отсюда. Тебя зовут Зорин Блитц. Запомни – Зорин Блитц. Быстрая, да?" Зорин Блитц. Воспоминания нахлынули внезапно. Больше не было чего-то в памяти, что отгораживало, сдерживало их. Она вспоминала Польшу, Германию, лагеря. Она поняла, что Док – вовсе не ее отец. Но настоящего вспомнить она не могла. Она не помнила ничего до момента своего прихода в армию. Ни отца, ни матери. Она силилась их припомнить – и не могла. Впервые за очень долгое время (а на ее памяти так вообще впервые) по ее щеке катилась слеза. Она мечтала о том, чтобы вернуться назад тогда, ответить по-другому, не пойти в лабораторию, сбежать оттуда. Надо было перестрелять всех в этой лаборатории – правду она нутром чуяла и без Монтаны. Но – не перестреляла. Интересно было. Интересно… Сны начинали перемешиваться с явью. Ей снился лес, переходящий в сотни крестов. На перекладине одного из крестов сидела та трехлетняя девочка и пела тонким голосочком: "Зорин, Зорин. Зо-рин Блитц…" Выбора не было – как всегда. Ее спросили: как тебя зовут? Она ответила: не знаю. Ее спросили: откуда ты? Она ответила: не знаю. Ее спросили: куда ты шла? И вновь она ответила: не знаю. Подумав немного, ей задали последний вопрос: что ты сделала? И на него она ответила, тоже подумав: я сгноила душу. Догоравшая сигарета выпала из губ старшего лейтенанта СС Зорин Блитц. 10 Виктория на дирижабле Белогвардейцы занимали позиции вокруг цеппелина. Он и не пробовал улететь, лишь мерно покачивался, прикованный к мачте. Трап был опущен. По нему медленно поднималась Интегра, опираясь одной рукой на Викторию. В другой руке она сжимала автомат Калашникова. Вампирша, хоть и была вся изранена, думала не о своих ранах, не о хозяйке, которую поддерживала, а о Бернадотте. Он остался лежать там, в кабинете Двенадцати, истекающий кровью – но улыбающийся. Он сказал: - Не плачь, девчушка… еще повоюем. И подмигнул. Она наклонилась и вгляделась в его глаз. Он был покрыт слоем тонких красных прожилок, (Пип уже долго не спал) немного помутнел, но все еще был живой. Он наклонился к ней и сказал: - Побей из всех, Серас Виктория… И даже незаметно как-то поцеловал. *** - Так. Всех собрали? - Так точно герр Майор собрали всех! – гаркнули вампиры. - Стоячие раненные? - Вооружены огнестрельным оружием! - Лежачие? - Вооружены гранатами!! - Безнадежно раненные? - Вооружены минами!!! - Убитые? - Реанимированы, по возможности, и вооружены ржавыми водопроводными трубами!!!! - Молодцы! - СЛУЖИМ МОНТАНЕ!!! - УРА!!! - KRIEG! KRIEG! KRIEG! Майор подошел к иллюминатору. В него был хорошо виден парк при особняке. Цеппелин был окружен белогвардейцами. - Скажи мне, Док, почему это украинцы англичан защищают? Научное светило было повергнуто в шок. - Э… они им платят?.. - робко подал он спустя некоторое время голос. - А может, они нашли в них что-то схожее с собой? Общую черту, что стягивает их под одни знамена, силу, порождающую доверие, пронизывающую все их существование?.. - Ну, я, э-э-э…. - Ты прав. – Майор покачал головой. - Они им платят. Мостик был укреплен по полной программе. При входе были поставлены заграждения, чуть подальше вмонтированы пулеметы, и, в довершение всего, каждому солдату было выдано по патрону для пистолета. Ведь пистолет, как всегда считал Майор, штука очень полезная: им ведь можно не только гвозди забивать. Естественно, все приготовления к обороне пошли насмарку: блондинки грохнулись с потолка на ничего не подозревающего Кэпа, оглушив его. Интегра тут же выхватила автомат и начала разряжать его во все неживое, поручив Серас разобраться с вервольфом. Она долго глядела на него; пыталась удушить – безрезультатно, она даже шею его не могла руками обхватить. Опасаясь, что он придет в сознание, и ей тогда не поздоровится, она решила на всякий случай связать Капитана. Поскольку веревки поблизости не оказалось, пришлось связывать Капитана его же собственной шинелью. Для надежности Виктория быстренько отбежала к Интегре, одолжила у нее галстук и привязала им Капитана к какой-то трубе, торчавшей из стенки. Капитан начал приходить в себя. Он огляделся и удивленно обнаружил себя связанным. Вопросительно поглядел на Викторию. Прислушался к стрельбе. Снова поглядел на Викторию, требуя разъяснений. Та лишь удивленно махала ресницами. Кэп решил, что это безобразие, и одним движением порвал собственную шинель, один лишь воротник остался. (Что поделаешь! Опять придется обворовывать исторический музей. А где еще найдешь в наше с вами тяжелое время такую обалденную зелененькую шинель?!) Он двинулся было к Виктории, но внезапно понял, что его удерживает еще какой-то узел на запястье. Он дернул рукой. Ничего не получилось. Он обернулся и с удивлением уставился на кусок красной ткани, которым был привязан к трубе. Еще раз с силой дернул – и снова ничего не получилось. Еще раз поглядел на Викторию. Той стало не по себе. Она тут же вытянулась по стойке "смирно", отвела одну руку назад, и, смущенно улыбаясь, каким-то уж совсем извиняющимся тоном сказала: - Извините… но так повелело начальство! Кэп наклонил голову и посмотрел на Викторию совсем по-другому – умоляющее, как нашкодивший ребенок смотрит на маму. Его желтые глаза были такими детскими, такими наивными, что Виктории захотелось подойти к нему и погладить по голове. Казалось, будто капитан очень хочет что-то сказать, но никак не может собраться с мыслями… но вот, кажется, он уже и приоткрыл рот (черт, не видно за воротником!), и… и… - Мяу!!! Виктория грохнулась в обморок. Из-за спины Капитана вышел Шредингер. Он облизался и вспомнил, как воровал на кухне особняка молоко все это время. - Кэп, а Кэп, а можно, я ее съем? Кэп посмотрел на него и покачал головой. - Ну, таки - нельзя? А если не всю, а только понадкусывать?.. *** Тяжело дыша и едва стоя на ногах, из "Гроссадмирала Карла Деница" выбирался Тубалкейн Альгамбра. От недоедания (за все время страдания своей болезнь на подлодке он ни разу не поел) его сильно мутило, пошатывало, и, едва ноги его коснулись земли, как все тело дало знать о многодневной неподвижности. Денди застонал. У забора он заметил приближавшуюся к нему фигуру в плаще. "Алукард", - устало подумал Тубалкейн. "Обед", - радостно подумал Алукард. *** - Док, учитывая наше с вами положение, - тихим приглушенным голосом говорил Майор, - мне кажется, что наилучшим действием для вас сейчас является немедленно покидание вашей текущей с дислокации с целью…. - Выходи, Майор, подлый трус!!! – раздался голос Интегры и звук еще одного выстрела. - Нет, шеф, - тоже тихо ответил Майору Док. – Мне кажется, что в этом шкафу нам обоим хватит места… - Я все-таки по-прежнему… - Нет, а я… - Я… Дверца шкафа открылась. - Ах, вот вы где… – радостно процедила Интегра, передергивая затвор. – Прощайтесь с жизнью!!! Майор, одернув пиджак, вышел из шкафа. - Ну… это… как там… запамятовал… Зиг хайль, что ли?.. - Ариведерчи! - парировала Интегра, поднимая ствол автомата. - Стой!!! Не стреляй, Интеграл!!! - Это еще почему?! - Если ты меня убьешь, то Уолтер умрет! - Он у вас?! Говори немедленно, где он!!! - Не скажу!! - Застрелю, сволочь! - Стреляй, нам глубоко плевать на твои жалкие…. Ой, ой, ой!!! не надо, я совсем не это имел ввиду!!! - Где он?! - Э… Док?… - Сейчас, леди, мне надо только нажать одну кнопочку… – Док ловким движением выудил из внутреннего кармана халата пульт ДУ и начал сосредоточенно искать на нем нужную кнопочку. - Так… так… VHS… "Шакал"… CD… "Кассул"… DVD… О, даже "Харконенн"… LD… SACD… Граммофон… VCD… - "Их уже давно не делают", - вставил Майор. - Радио… Так… что там? "Миллениум ФМ"?.. Интегра передернула затвор автомата. - А, вот, нашел!!! – Док радостно ткнул в маленькую красную кнопку с наклейкой: "Спасти Уолтера". Тут же в потолке открылся люк, и оттуда вывалился связанный собственными нитями Уолт. Он повис в паре метров от пола. Интегра бросилась к нему, обхватила за ноги, стремясь хоть чуть-чуть облегчить страдание дворецкого, чье тело было испещрено кровавыми полосами от нитей, его обтягивающих… - Док, - прошептал Майор, завидев, как медик начинает убирать пульт обратно в карман. - Ой, простите, запамятовал… - опомнился Док, снова достал пульт и нажал на небольшую такую кнопочку сбоку. Через секунду в руке Майора оказался "Люгер". Майор вспомнил, как он кидал дротики в портрет Интегры. Вспомнил, как надо стрелять, где у пистолета курок, а где – предохранитель (вечно он их путал!). Он смотрел много боевиков и потому знал, что нельзя сейчас окрикивать Интегру, читать ей лекции о тотальном превосходстве фашистского строя или еще о чем. Ее просто надо застрелить. Он медленно вытянул руку с заряженным "Люгером" в сторону Интегры и нажал на спусковой крючок. Пуля (9 мм "парабеллум") по все законам механики, аэродинамики и просто медицины должны была стать причиной мгновенной и безболезненной смерти Интеграл Файрбрук Уингейтс Ван Хеллсинг. Однако она ею не стала, оказавшись зажатой аккурат промеж безымянного и среднего пальцев руки в белой перчатке с пентаграммой. - Алукард, - устало сказал Майор и без того очевидное. - Я, - ответил тот, бережно убирая пулю в карман («Если не в металлолом, то в музей ее однозначно примут», - подумал он.) - А чего это ты такой грязный? – злобно поинтересовался Док. – Я тут, понимаешь, драю полы каждый день, не покладая рук, вот, даже перчатки ношу, чтобы руки от хлорки не огрубели, а ты, ты, сукин сын, заявляешься сюда в своем чумазом облике, грязный с головы до пят?! Да, вид Алукарда был явно не из лучших. Его плащ из кроваво-красного стал серым бушлатом, шляпы не было, рубашка так вообще напоминала тельняшку с "Броненосца Потемкина" (ну, которой полы моют). Комья глины плотно облепили сапоги Носферату, оставлявшего после себя на полу толстые черные следы. - Танки грязи не боятся, - сказал тот и утер нос рукавом бушлата. - Так или иначе…. - Так или иначе, с этим пора кончать. – В руках вампира оказались пистолеты. "Кассулом" в левой руке он перебил нити Шинигами, упавшего к ногам Интегры, а "Шакал" в правой навел на лоб Майора. - Вот и все, Монтана. Майор пожал плечами и достал из внутреннего кармана пиджака шоколадку. Захрустела фольга, Майор угостил Дока кусочком. - Простите, что вам не предлагаю – мы же враги… - Понимаем, понимаем… - тяжело сказал Интегра, с завистью глядя на плитку в руках Майора. - Не грустите, хозяйка, - сказал Алукард, доставая из-под полы коробку с ирисками. Он кинул ее Интегре. Та ловко поймала коробочку и с аппетитом съела одну из ирисок. - Гм. – Майор повернулся к Доку: - Мы тогда решили все-таки их не отравлять? - Нет, шеф. - А жаль, - пожал плечами Майор и повернулся к англичанам: - И что теперь, джентльмены? - Все просто, - ответил Алукард и выстрелил. Безголовое тело Майора упало, покачавшись чуть-чуть, орошая окрестности фонтанами крови. Вслед за ним упал и Док, даже не пытавшийся бежать от неминуемой гибели, стоявший как вкопанный пораженный видом тела Майора. Алукард подошел к Интегре, склонившейся над телом Уолтера. - Как он? - Жить будет. Бога смерти можно обезвредить, но не убить. – Она поднялась на ноги. Вампир стоял перед ней. - Алукард… - Да, хозяйка?.. Интегра, сама не зная, почему, смутилась. - Не называй меня так… Пока что, ладно? - Ладно. А как? Шефом? Начальником? Командиром?.. - Зови меня просто Интегрой… Как когда-то. - Хорошо, Интегра. Они помолчали некоторое время. - Ты знаешь, я очень хочу тебе сказать… – начала Интегра, кажется, сама того не желая, какой-то очень важный разговор, который она все время до того откладывала. - ХАЗЯИН!!! – раздался истошный вопль с другого конца залы. Алукард и Интегра синхронно повернули головы. Там, прижавшись к стенке, стояла Серас, опустив руки, дрожа всем телом. - Полицейская, - с долей досады констатировал Алукард. - Хозяин… сзади!!! Грянул выстрел. Алукард отлетел на пару метром, лишившись головы. Интегра круто развернулась и дала очередь по стреляющему. Она стреляла и стреляла, видя лишь только силуэт в плохо освещенном помещении. Она разрядила одну обойму, вторую, третью. Силуэт и не думал падать, он все приближался. Наконец стрелявший вышел из тени. Это был, естественно, Капитан. Лицо его было невозмутимо. Точнее, лица уже не было – была волчья морда, не было рук – были волчьи лапы. - Кэп, я закончил! Не переусердствуй там! – раздался голос сзади. Интегра повернулась и увидела, как на трупе Алукарда сидит Шредингер, держа в руках молоток и гвозди. – Вот так-то, сестричка! Конец твоему вампироиду!!! - Возможно, что час Протестантских рыцарей прошел… –тихо сказала Интегра. – Возможно, что сегодня – последний день рода Хеллсинг… – она сжала костяшки пальцев так сильно, что они громко хрустнули. Шредингера передернуло. – Но может быть, и нет!.. Воскликнув это, Интегра быстрым движением приладила штык к автомату и бросилась на Капитана. Виктория смотрела на все это, будучи прибитой такими же гвоздями, которыми был прибит хозяин, к стене. Ее руки нестерпимо болели, малейшее движение словно заставляло сгорать нервы внутри конечностей. Ей ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать, как Интегра, отбивавшаяся из последних сил от яростных атак оборотня, медленно отходила к дальнему углу зала. Медленно, но верно приближалась кончина последней из Хеллсингов. 11 Квинтет Апокалипсис В его голове что-то копошилось – где-то вдалеке, но где - он не мог понять. Что-то очень старое, древнее, что было задолго до этого тела и будет много лет после. Что-то вечное. *** Пустыня. Африка. Ветер гнал поземку по выжженной земле. По пустыне ехал, оставляя за собой облако пыли, мотоцикл "БМВ" с коляской. В нем сидело двое – один высокий, голубоглазый блондин в форме танковых войск, сидевший в коляске за пулеметом, а второй - среднего роста, чернявый, в мотоциклетных очках и с сигаретой в зубах - сидел за рулем и выжимал из гордости немецкого автопрома все, на что была способна бившаяся в нем машина Отто. - Все будет хорошо, - сказал чернявый. – Скоро мы прибудем в Триполи. Блондин молча кивнул, пряча лицо в тени, отбрасываемой козырьком кепки. - А там – он. Он всегда нас ждет. Все будет прекрасно. Мы исчезнем, растворимся. Как всегда. Блондин никак не прореагировал. В Триполи их поджидала засада. Их схватили, протащили через СД поначалу, а потом и через гестапо. Долго спрашивали. Дезертиры. Единственное, о чем тогда жалел чернявый – что не смог добраться до этого англичашки Монтгомери. Тогда бы все пошло по плану, и Африканский корпус стал бы полноправный властителем Африки. Еще ему чертовски было жалко усилий и отваги его друга – блондина. Когда брали Тобрук, он буквально парил на своем танке над полем боя. Ничто не могло избежать его гнева. Чернявый сидел тогда за пулеметом, отстреливая редких глупцов, что оказывались рядом, а блондин совмещал вождение и стрельбу. А теперь, после Эль-Аламейна, стало ясно, что ничто ситуацию уже не спасет, как бы они ни сражались; и они бежали из корпуса. Смерть и Мощь получили приказ лично от начальника, и теперь ничто не могло их остановить, или, по крайней мере, они так думали. *** Поворот назад… новый пласт сползает, старый обнажается… В грязной траншее, где жутко воняло, где трупы с позеленевшей кожей, вытекшими глазами и вывалившимися языками были с еще полминуты назад живыми людьми, находился человек в черном плаще. Он смеялся и пел, кружась в неведомом танце, расставив руки, на которые падали крупные капли дождя. На его лице была написана неимоверная радость, восторг даже… На другом конце траншеи показался невысокий паренек, чем-то неуловимо напоминавший кота. Он приблизился к поющему и одернул его за рукав: - Эй, Изобретатель…. - Чего тебе? Ты не видишь?.. оно работает!!! Работает!!! Странный человек продолжил кружиться. Паренек поглядел на него некоторое время, а потом сказал, засунув руки в карманы: - Он не доволен. - То есть как так… Недоволен?.. – человек остановился посередине какого-то изысканного, наверное, па. - Так. Слишком мало людей убили слишком скучно. Это плохо. Тот, что в черном плаще, сел на землю, облокотившись на бруствер, и обнял один из трупов. Поглядев на мертвеца по-отечески, он вздохнул, опустив голову. - Я понимаю. - Он хочет, чтобы ты продолжил исследование нежити. - Вот значит как. – Человек достал из кармана медицинский скальпель и поднес его к горлу обнимаемого им трупа. – Ну что…. Э-э-э… Джонни, ладно?.. начнем с тебя! Хрусть! Хрясь! Хрусть! - Пойдем отсюда, Хитрость. - Сказал чернявый, оказавшийся за спиной паренька. Он был в клетчатом пальто. - Пойдем, Смерть. *** Красная комната с золотыми драконами. На обширном красном ложе лежал толстый мужчина в белых одеяниях и курил кальян. По левую руку от него стоял тот самый блондин, а по правую – чернявый. В ногах валялся в забытьи паренек с кроваво-красными глазами. Из смежной комнаты тянуло каким-то дурманом, оттуда слышалось довольное бормотание по-немецки и бульканье. В комнату, постучавшись, вошел человек в красном английском мундире. - О, здрасьте, генерал Гоф. Как продвигается… Генерал расшаркался. - Мои войска сейчас расположены в Нимбо. Мы ждем, чтобы пароходы с мелкой оснасткой могли бы переправить нас в Цыци. Там китайцы расположены вдоль обоих рукавов реки и на Сыгунских высотах. - Замечательно. – Человек в белых одеждах затянулся, и, казалось, забыл об окружающем его мире на некоторое время. – А как там поставки? Генерал улыбнулся – но как-то неправдиво, льстиво, а может, и правдиво, но игриво: - Спаиваем потихоньку. Толстяк затянулся. - До меня дошли слухи, генерал Гоф…. – лицо генерала стало похоже на простыню. - Я отправлю с вами своего человека. Ефрейтор? Блондин молча сделал шаг вперед. - Ты будешь с генералом Гофом вплоть до конца компании. - Но я… Я… Смерть улыбнулся и покрутил какое-то колечко на пальце. - Смотри не поубивай их там всех, молчун. Блондин немного улыбнулся и вышел вместе с генералом. …Он не был уверен, но, как ему казалось, именно тогда у Максимилиана на опиумной почве поехала крыша. То есть она и до этого была явно не на месте, но теперь она совсем удалилась куда-то в неизвестном направлении. *** Синие, красные, желтые, зеленые, пурпурные, оранжевые, белые, черные мундиры, черные, белые, оранжевые, пурпурные, зеленые, желтые, красные, синие штандарты, миллионы ног, тысячи коней, сотни орудий…. Он стоял на небольшом пригорке - невысокий, полный, с крючковатым носом теперь, но донельзя довольный, в сером плаще поверх сюртука, и глядел на свое воинство в подзорную трубу. - Идем на восток, - сказал он твердым тоном, не терпящим возражений, гусару, стоявшему рядом. Гусар молча кивнул. Его лицо скрывала тень от более длинного, чем обычно, козырька кивера. Это был последний раз, когда Гений сам управлял всеми своими войсками в битве, а не действовал через чужие руки… *** Маховик памяти, однажды раскрученный, практически невозможно остановить. Времена начали сменять друг дружку с ужасающей быстротой, сотни воинов проносились, как поезда, а знамена так часто меняли свой цвет, что нельзя было на них смотреть, не получив боль в глазах. Штандарты, ружья, аркебузы, пики, копья, мечи, гладии, катана во множественном числе, круглые, треугольные, прямоугольные щиты, ефрейторы, прапорщики, паладины, крестоносцы, самураи, легионеры, рыцари, центурионы, легаты… все смешивалось в неоднородную марширующую массу, все время меняющую свою скорость, все время дерущуюся, все время воющую. И везде были они. Хитрость – тонкокостный паренек с хитрыми кошачьими глазами. Изобретатель – высокий, с длинными руками, с безумным взором. Смерть – чернявый, то с арбалетом, то с сюрикеном, то еще с чем. Сила – статный, молчаливый блондин; порой он был с ружьем, а порой – с мечом. И он – Гений, начальник их всех. Однако что-то ускользало от его взора. Что-то было, что сдерживало всех их…. Что никак не давало осуществится их планам… что останавливало их … что же это было?.. что их лидер так ненавидел, что уничтожал любое упоминание об этом, в чем бы оно не проявлялось… Он начал вспоминать. *** Большая площадь, полная народу. Люди стоят даже на крышах окружающих площадь домов, вываливаются гроздьями из окон. В центре площади – костер, нем горит французская еретичка, приговоренная английской церковью. Люди смотрели, как пламя поглощает Орлеанскую Деву, а она молча смотрела на пламя и думала о н е м. Тогда его с ней не было. Никто не мог ей помочь. С тех пор, с того самого сожжения, они мало говорили друг с другом. Зато Гений был счастлив. Наверное, он никогда больше – ни до, ни после – не был так счастлив, как тогда. Лишь тогда, единожды, они смогли ценой невероятных усилий разделить их – и, смотрите, она горит! И смотрите, ее ангела нет! Смотрите все, как Квинтет Апокалипсис уничтожит эту ересь раз и навсегда и теперь он погрузит мир в благое состояние… Священной, неприкосновенной, вечной войны. Но они ошибались. Ангел не мог, не должен был с ними справиться в одиночку, но он смог. Его любовь наделила его неисчерпаемой жаждой мести, а потом свела с ума, когда он уничтожил всех своих врагов. С веками его рассудок прояснился, но потерялась душа – безвозвратно. С ней он так и не смог больше говорить так, как до того. *** Сознание начало прояснятся. Он снова мог видеть, слышать, чувствовать. Он пошевелил пальцами. Пальцы шевелились. Он попробовал встать – и тут же расплатился за эту гордую идею. Он снова упал. Шинигами понял ситуацию, даже еще толком не открыв глаза. Он осторожным движением поднял нить и закинул ее в сторону Алукарда. (Шредингеру надоело сидеть на высшем вампире, и он пошел щекотать Викторию). Медленно, осторожно пытался зацепить один из гвоздей. Это у него никак не получалось. Наконец ниточка обвила один из штырей, приковывавших тело Алукарда… Все то, что было в силах дворецкого, он приложил, что бы вытащить гвоздь. Тянул он медленно, боясь гвоздь случайно перерезать. Наконец у него получилось, и рука Алукарда оказалась свободна. Большего и не требовалось. Остальные гвозди вылетели, словно зубочистки. Со свистом голова вернулась на место. Оборотень обернулся на шум, но было уже поздно. Через мгновение он был уже нашпигован македонским серебром. Интегра, вся в крови, подбежала к Алукарду. Ее глаз не было видно из-за бликов, отбрасываемых очками. На ее пути – но не совсем на пути, в шаге от него - как из-под земли возник Шредингер. Интегра остановилась, пробежав от паренька пару метров, и рухнула на колени. - Эх, сестричка… – сказал котяра и облизал лезвие ножа. – Вкусненько! Позади него поднялся на ноги Капитан. Интегра, как могла, ползла. Из раны в области живота хлестала кровь. Леди прижимала к ране руку, пытаясь задержать хоть чуть-чуть бьющую ключом жидкость. Но тут в глазах ее помутилось, и она упала, вытянув вперед руку в стремлении хоть кончиками пальцев дотянуться до вампира… Алукард посмотрел на хозяйку, на Викторию, прибитую к стенке позади него, и на дворецкого, лежавшего чуть левее. Спереди надвигались желтоглазые. Он не знал, сколько у него оставалось сил или патронов. Но он знал, что не может броситься в бой. Почему?.. что-то внутри него проснулось в тот момент, когда он попал на дирижабль. Это что-то росло и крепло. И теперь оно почти уже заявило о себе. Он внимательно посмотрел на потолок, пригляделся, посмотрел сквозь него, улыбнулся, выстрелил куда-то наверх и растворился. *** - Тикайте, хлопцы!!! Цеппелин взрывался. Белогвардейцы, похватав оружие, бежали от цеппелина, которой сотрясала серия взрывов – один за другим взрывались отсеки с водородом. Огненное кольцо распространялось все шире, оно снесло особняк, оно расплавило подлодку, и, когда уже казалось, что оно вот-вот достигнет убегавших от него людей, оно пошло на спад и утихомирилось. Огонь неестественно быстро гас. Вскоре перед белогвардейцами предстала картина пожарища. Тлели руины особняка, бесформенной грудой валялось то, что некогда было передовым U-boat'ом. Повсюду валялись самые разнообразные обломки из самого разнообразного материала. Пахло ужасно. Никого видно не было. Из густого то ли дыма, то ли пара, плотным облаком осевшего там, где некогда была мачта и цеппелин, сформировалась фигура девушки, несущей кого-то на руках. - Эй, подвиньтесь-ка, - распихивая белогвардейцев локтями и костылем, вперед подался Бернадотте. Заметив фигуру, он, отбросив костыль, побежал вперед, навстречу Виктории. За ним, переглянувшись, последовало несколько солдат. Они осторожно взяли у Виктории тело Уолтера. Тот, скривив лицо, отдавал советы ничего не понимающим по-английски украинцам о том, как правильнее переносить раненных. Те подумали, что старичку, наверное, очень плохо (ишь как тело исполосовали!) и понесли его к главной лечебной установке всего белогвардейского корпуса - самогонному аппарату (который, естественно, был эвакуирован из особняка героями-пожарниками). Бернадотте обхватил Викторию за плечи и прильнул к ее губам, забыв обо всем на свете. "Черт, - подумал Пип. – К черту "Хеллсинг". Ради нее одной я готов второго глаза лишиться". Когда они наконец-то разъединились, "все на свете" вернулось, и больная нога проломилась от такой резкой нагрузки; наемник упал. Виктория подхватила его. - Ничего-ничего, - говорила она, ласково гладя по голове и поправляя повязку. – Все будет хорошо… - Нет, не будет, - нарочито серьезно насупившись, заявил наемник. - Это почему? - Какая-то девчушка несет меня, мужика, на руках, к врачу… - Эй, ты! – вспылила полицейская. - Ты можешь считать меня сколько угодно девчонкой, но учти, что твоя наглая рыжая морда… - Заткнись и поцелуй меня. - С удовольствием. *** Дым рассеялся, и она увидела, как по небу плывут облака. Они были большие и никуда не спешили. Дул прохладный ветерок, уносивший с собой едкий запах горелой шерсти. Он был рядом. Как тогда. Не было красного плаща. Не было печатей Кромвеля. Не было больше ехидной улыбки, не было лихих глаз. Глаза были как тогда – зеленоватые, взгляд был мягкий. На нем была расстегнутая у воротника рубашка и темные штаны с ботфортами. Темные волосы, которые едва тронула невидимая прежде седина, не торчали во все стороны, как раньше, а были аккуратно собраны в косу на спине и перетянуты фиолетовой лентой. - Ты вернулся, - сказала она, любуясь любимым. - Да, - тепло ответил он и наклонился к ней. – Я вернулся. – Его лицо озарилось улыбкой. - Ты больше меня не оставишь? - Нет. - Никогда? - Никогда. Я всегда буду с тобой. Теперь улыбка осветила и ее лицо. - Я счастлива… Впервые за все эти годы я - счастлива. Он ничего не ответил, лишь поцеловал легонько ее в шею. Она провела рукой по его спине и убедилась, что это не мираж, не морок, а реальность. Стало совсем светло, приятно на душе. А потом остальной мир исчез для них. 12 Новый день из жизни Майора Утро было просто невыносимо тяжелым. Майор сидел с раскалывающейся на части головой в своем кресле, сложив руки под подбородком, думая о своих дальнейших планах. Все начиналось с нуля. Были лишь только кресло, ящик оловянных солдатиков, Капитан, Доктор и Шредингер. И отвратительное чувство поражения. И ужасное чувство похмелья после вчерашних поминок победы. Утро было кошмарным. База была небольшая, но и ее до конца не обжили. Док уже собрал радиостанцию, телевизор и маузер Капитану; Шредингер устроился в кадетский корпус (через десять лет будет свой человек в армии…); Капитан занимался экспроприацией средств на существование. Майор ненавидел, когда его журило начальство. Вчера был именно такой случай. Его били? Пытали? Никому на свете Майор не сказал бы, что с ним было вчера. Утро, повторимся в последний раз, было архитяжелое. Подошел Док, пожелал доброго утра. Майор промолчал – он боялся, что если ответит, то все его тело разлетится на куски. Он же не вампир теперь, ему надо опасаться такого рода вещей. Док, сообразив, что шеф не в духе, начал уже было ретироваться, когда тот все-таки сказал глухим голосом: - Скажи, Док…. Помнишь, как мы тогда ее на костре сожгли? - Орлеанскую Деву? - Да. - Помню. – Изобретатель улыбнулся. - Это было прикольно. - Ага, это было неимоверно весело… Стоит попытаться еще раз, как ты считаешь? - Всенепременно. Майор кивнул головой: - Я так и сказал им вчера, что попытаться однозначно стоит. - Им?.. - не поняв, переспросил Док. - Им. Начальству. – Майор потянулся в кресле. – Знаешь, я с годами прихожу к мысли, что главное в нашем деле – не победа, а участие. - Это вы верно подметили. – Охотно согласился Док. Некоторое время они молчали. - Знаете, мне кажется, нам стоит попробовать в этот раз шагающих роботов. - Шагающих роботов? - Именно. Здоровенных таких. С десятиэтажный дом. С вмонтированными пушками, ракетами, лазерами, лучеметами и прочими бластерами… Представляете?… Майор призадумался. Странные, сюрреалистические картины промелькнули у него в голове… - А что, - сказал он наконец, - очень даже может получиться. Но от цеппелинов лучше пока не отказываться. - Разумеется, шеф. Они такие красивые!.. - Ладно. – Майор встал с кресла и сладко зевнул. – Делу – время, а потехе – час. – Он внимательно поглядел на медика: - У меня к тебе очень важный вопрос, требующий немедленного решения. Медик напрягся, как струна. Майор сурово посмотрел на него сквозь очки и спросил самым серьезным из всех доступных ему тонов: - Что у нас на завтрак, Док? КОНЕЦ Февраль – Март 2007
Улинталу: Ну, не смогу я написать рецензию на этот фанфик...нет, на это ПРОИЗВЕДЕНИЕ. Осталось немного непонятным только окончание. Но, думаю, после нескольких перечитываний я разберусь, что к чему. Понравилось то, как прописаны персонажи, сюжет. Украинцы-белогвардейцы улыбнули. Вообще, серьезная и проработаная вещь.
Tremi: Прочитала от и до) Понравилось. Объясню почему: во-первых, очень хорошо прописаны персонажи, точно передан их характер, соответственно и поведение, поступки не выходят за рамки "оригинала" Хирано. Во-вторых, язык. Читается легко, но при этом нет такого ощущения, что написано "на скорую руку". Ошибки... честно, я не заметила. По крайне мере таких, что резко бросаюся в глаза. В-третьих, сюжет. Динамичный, кстати, что не может не радовать. Идея интересная, воплощенная очень реалистично. Я имею ввиду, что не удивилась бы подобному ходу событий в манге. И наконец главное: стиль. По правде говоря, сначала не оценила "коктейль" юмора и ангста. То есть, мне показалось, что данному произведению, это не совсем подходит и следовало бы определиться с каким-то одним жанром. А потом... поразмыслив, пришла к выводу, что по-другому и быть, в принципе не могло. Попробую разъяснить свои слова: изображение жизни. Такой, как она есть: серьезной, трудной, напряженной, но при этом не лишенной какого-то юмора, сатиры. Н-да, не умею я, наверное, объяснять, но думаю, вы поняли)) Собственно, это все.
Марико.: Простите, я не поняла - так интегра умерла или нет? Пожалуйста, ответте...
Mery French: Очень красиво написано, но, я, честно, не очень поняла, что произошло в конце? У меня осталось несколько вопросов... Интегра умерла? Что значила сцена, которая произошла после диалога израненного Пипа и Виктории, которая собиралась нести его на руках? Я про тот небольшой абзац, там где девушка встречает своего возлюбленного, который будто является Алукардом. Что это значило? И какое отношение к этому всему имела орлеанская дева? Я конечно понимаю, что может я глупая, и что-то не дошло до моих мозгов, но я бы хотела, чтобы мне разъяснили концовку. Конечно, тот кто понял, или сам автор) Ведь творение действительно очень красивое, и для полного восхищения мне только не хватает понять концовку...
Белая Волчица: текст чёткий и лаконичный, но кое-где прокрадываются ошибочки. очень приятно читать, всё понятно тонкий и продуманный юмор всё ОТЛИЧНО а таджики-украинцы-белогвардейцы это нечто минут пять ржала
полная версия страницы