Форум » Мал золотник да дорог » Драбблы by Annatary » Ответить
Драбблы by Annatary
Annatary: Автор: Annatary E-mail: anna-a-borodina@yandex.ru Жанр: самые разные - от юмора до ангста и романса Рейтинг: от G до PG-13 От автора: В припадке самолюбования авторша решила выложить одним куском все драбблы, написанные ею для замечательного мероприятия Hellsing-Fest. Те, которые были там опубликованы, незаконченные так и будут жить пока в недрах моего компа. Своего авторства авторша не стесняется, даже если где-то осталась на фесте анонимной, критику приветствует, похвалу любит. Фаллометрией из серии "я крута, написала столько-то" тоже не занимается. Просто захотелось выложить все одним куском и пополнять по мере дальнейшего написания, чтобы в случае чего не потерялось. Названий у драбблов нет, только формулировка заявки в заголовке (может быть потом придумаю). Порядок выкладки на фесте и на форуме может не совпадать, тут я просто вперемешку выкладываю. Объем тоже разный - от пары абзацев до трех-четырех страниц, в зависимости от заявки.
Ответов - 5
Annatary: 1. Алукард | Интегра. Пение по ночам. "Уж лучше бы ты храпел!" - У любви, как у пташки крылья… - Алукард! - Парам-пам-парам-парам-пам-пам…Что, Хозяйка? Поставщики организации «Хеллсинг» были в сильном недоумении, когда в спецификациях заказов начали появляться промышленного размера партии берушей и звукоизоляционных плит для помещений. Измученные сотрудники растащили из тира все стрелковые наушники и общались между собой исключительно знаками, письменно и по факсу. Леди Интегра пыталась спать, только закопавшись предварительно под три пуховые подушки. Помогало слабо. Просто, кажется, Алукард наконец-то освоился с плененной Рип и теперь вторил ее песням. За первые пару недель этого своеобразного «консенсуса» жители особняка успели переслушать все известные Стрелку немецкие оперы и шлягеры 40-ых годов, теперь очередь дошла и прочей – классической и не очень – музыки. Поначалу «Гуси» еще пытались перекричать вампира, распевая армейские частушки и строевые песни, но потом обреченно охрипли. Нет, голос у милорда был и даже неплохой – он практически никогда не фальшивил – но уж больно звучный. И слышно его было от чердаков и до подвалов. И если от арии Призрака Оперы в исполнении немертвого еще можно было получать хоть какое-то эстетическое удовольствие (за исключением уровня шума), то когда его «срывало» на «народные румынские песни», то Интегре на стол стайками белых голубей летели прошения об упокаивании ее Слуги вперемешку с заявлениями об увольнении и угрозами суицида. Особенно потому, что основным временем бодрствования Алукарда была ночь, когда всем нормальным и не занятым на дежурствах людям хотелось совсем немногого – поспать в тишине. Ночные смены и выезды внезапно обрели небывалую популярность. - Алукард, упокою, - прошипела Интегра, уже изрядно отупевшая от двадцатого подряд повторения первой строчки Habaner'ы. Увы, дальше текст, похоже, ни Алукард, ни Рип не знали, а потому ограничивались изображением зацикленного плеера. - Не посмеете, Хозяйка, - отмахнулась наглая нежить. - В подвал посажу. - А я там еще года полтора петь смогу, пока не усохну. - Боже упаси! – перспектива слушать столько времени завывания из подвала напугала даже бесстрашную Хеллсинг. - Summer lovin' had me a blast… Summer lovin', happened so fast… I met a girl crazy for me… - ухмыльнувшись, сменил репертуар вампир. - Господи, уж лучше бы ты храпел! – взвыла леди, обхватив голову ладонями. – Лучше бы я никогда о том авианосце и не слышала! Лучше бы ты немым родился! 2. Алукард | Пип. "У твоей крови привкус войны". Все-таки есть в этом что-то запредельное – глядеть в багровые глаза существа, которое мертво уже не одну сотню лет. Что-то неправильное – в том, чтобы видеть, как хищно подрагивают тонкие крылья носа, вдыхая недоступные смертным запахи, и при этом не бояться. Что-то очень логичное – в том, чтобы не трястись от ужаса под тяжелым взглядом сильнейшего из немертвых. Потому что смерти он уже давно не боится, а сейчас перед ним стоит просто Смерть, по собственной прихоти облачившаяся в старомодный плащ и служащая людям. Это привычная, можно сказать, ручная Смерть, подчиняющаяся приказам. Смерть в ошейнике из древнего колдовства и собственной воли. И это не его смерть, а потому с ней можно и поиграть в гляделки, не отворачиваясь и не отводя взгляда. Сказать себе, что вампир ничего не сможет ему сделать, и не бояться. Позабыть о том, что по сравнению с Носферату, он сам почти младенец. - Ты хочешь сказать, что на этом задании, вам не понадобится моя «помощь»? – низкий и словно рокочущий шепот. И слово «помощь» Алукард выделяет отдельно: ядовито и иронично. – И вы, стайка смертных, возомнивших себя храбрецами, сами справитесь с этим вампиром и его упырями? - Так точно, милорд, - уверенно и четко отвечает командир «Диких Гусей». - И эти самонадеянные глупцы должны охранять мою госпожу, - словно бы в сторону произносит вампир с обидной насмешкой в голосе. - В таком случае, оставайтесь с леди Хеллсинг и охраняйте ее, а мы займемся всем остальным, - так же насмешливо парирует Бернадотте. – Нас наняли для работы, а не затем, чтобы газоны в поместье стричь. - А ты смел, наемник, - вампир наклоняется к самому лицу, и холодное дыхание обжигает щеку, между лопатками невольно пробегают мурашки, - или глуп. Или и то, и другое вместе. Глупость и безрассудная храбрость почти всегда идут рука об руку. Алые глаза словно проникают в самые потаенные уголки сознания. Да, Пип в курсе того, что вампир Хеллсингов может читать мысли. Но пытаться «закрыться» от него он просто не видит смысла. Пусть он увидит то, что скрывается за развеселой ширмой рубахи-парня, иначе он так никогда и не перестанет считать их «стадом жалких трусов», шарахнувшихся от неожиданности, когда он впервые появился из стены в казарме во время первого инструктажа. И никогда не начнет уважать их и считаться с ними. Пусть он увидит… Бесконечные нападки сверстников за то, кем был его отец, и такие же бесконечные драки в школе. Когда он всегда поднимался с пола, как бы ни были сильны удары. Когда, только избив до потери сознания, его могли считать побежденным. Выматывающие до предела тренировки в армии, когда только упрямство могло помочь продержаться и дойти до финиша очередного «марафона» по пересеченной местности с погонями и перестрелками. Перемазанного в грязи юношу – младшего сержанта Бернадотте – с завидным упорством буквально «тянувшего» за собой весь взвод, подбадривая их окриками и рывками за шиворот тех, кто решил сдаться. Не одну и не две, а много больше спецопераций. Огонь и кровь «горячих точек», где он успел побывать. И где не было места показательному геройству, а надо было выжить и «вытащить» тех, кто был с ним. Десятки похорон, когда уже нет сил кричать, взывая к Богу и снова и снова задавая один и тот же вопрос – «за что?!» Могилы друзей, и поросшие травой, и совсем свежие. Отчаяние и ужас от того, что с кем-то вчера делился последней сигаретой, а сегодня они уже не нужны тому, кого нашла пуля или взрыв. Но надо снова подняться с колен и идти дальше, потому что остались и другие, кто верит ему. Шрамы, оставшиеся на теле и душе. Летопись ошибок и поражений. Когда не успел, не смог, не продумал. Каждая отметина – вечное напоминание о своей ошибке и своей ответственности за тех, кто доверился ему. Их много, очень много, больше, чем хотелось бы. Темнота, скрывшая половину мира, когда он лишился глаза. Горячечный бред и желание выкарабкаться, несмотря ни на что. Адская боль, от которой, казалось, раскалывался череп, и одно-единственное стремление – снова встать с колен, чтобы не быть проигравшим в этом поединке с жизнью. Пусть он увидит… Пусть он поймет. Вампир отстраняется и неожиданно стягивает с руки перчатку с протестующе полыхнувшей пентаграммой. Холодные и твердые пальцы – прямо как у куклы – едва ощутимо пробегают по свежей царапине над бровью. Глупо, очень глупо поранился – пару часов назад на плацу отскочила щепка от макета автобуса с заложниками и рассекла кожу. Он даже не заметил сразу маленькой ранки. - У твоей крови привкус войны, - со странным выражением произносит Алукард, слизнув крохотную каплю с пальца. - Моя семья воюет уже несколько поколений. И я воюю уже много лет. Мы – солдаты удачи. И мы знаем свое дело, - только сейчас Пип понимает, что немертвый сказал это с уважением. Видимо, все же увидел и понял. - Хорошо, наемник, пусть будет по-твоему, - отворачиваясь и уходя, говорит вампир уже через плечо. – Я буду только наблюдать. И постарайся оправдать мои ожидания. Мне не хотелось бы опять разочароваться после того, что я увидел. 3. Алукард | Три невесты Дракулы | Мина Харкер | Интегра. "Каравай-каравай, кого хочешь выбирай!" «Господи Боже, я покаюсь во всех грехах лично Андерсону, я схожу пешком в Иерусалим, я отрекусь от всех своих нечестивых помыслов и посвящу остаток жизни покаянным молитвам и посту… Господи, только избавь меня от этого!» - жаль, что Всевышний, похоже, не слышал этой страстной молитвы вампира. Либо же, наоборот, настолько удивился, что забыл отреагировать. Король Нежити, самый могущественный вампир в истории человечества, бывший господарь Валахии, экс-граф Дракула готов был уже на все, что угодно – воевать в одиночку со всем «Миллениумом» и «Искариотом», помогать поварам драить кастрюли на кухне, выметать окурки из казарм «Гусей» - лишь бы только не видеть и не слышать эти бесконечные склоки. «Ну как, вот как меня угораздило?! - сетовал про себя Алукард. - Правильно говорил старина Абрахам: «Кобель ты, граф, как есть кобель. И однажды за это поплатишься». Видимо, час расплаты пробил. Носферату и в страшном сне привидеться не могло, что все его «бывшие» и одна «настоящая» в один прекрасный день соберутся вместе. Ему и одной Интегры с ее непростым характером хватало по самую шляпу. Стоически пережив первую сцену бурной ревности в исполнении темпераментной леди, вампир было подумал, что она немедленно распорядится вышвырнуть всех четверых его прошлых пассий за пределы поместья. Реальность оказалась страшнее. С полчаса покричав друг на друга и расколотив пяток тарелок, дамы внезапно успокоились и заключили между собой абсолютно противоестественный – с точки зрения Алукарда – союз. Господи, он и ожидать не мог, что эти пятеро благовоспитанных барышень могут быть такими изобретательными в способах доведения бывшего графа до нервного тика. Маришка готова была сутками напролет жаловаться на то, что он их бросил целых сто лет назад и ни разу даже не написал за все это время. Алира постоянно требовала новых нарядов. Мина старательно изображала бензопилу, капая вампиру на мозги за то, что в свое время он довел ее мужа до нервного срыва своими фокусами. Верона с Интегрой просто и, можно даже сказать, «незатейливо» закатывали по очереди образцово-показательные истерики от ревности. Алукард готов был баррикадироваться в собственном гробу. «И я-то думал, что имя сменил – значит, спрятался», - вздыхал он. - Граф! – раздался снаружи звонкий голос миссис Харкер вместе с требовательным стуком по крышке гроба. – Вставайте, уже вечер! «Лучше умру, чем выйду», - решил граф. - Алукард! – перепутать хорошо поставленный командный голос Интегры с чьим-либо еще было просто невозможно. – Или ты немедленно вылезешь, или я зову взвод солдат с топорами и пилами, чтобы вскрыть твой гроб, как консервную банку. - Я слушаю, Хозяйка, - мученически скривился Алукард, представая пред ясные очи пятерых красавиц. «А все-таки у меня неплохой вкус», - ухмыльнулся немертвый про себя. – Что вам еще от меня надо? - Мой господин, - мурлыкнула Маришка, - неужели вы забыли про свои именины? Мы обсудили и решили сделать вам подарок… - Да-да, граф, - пока Носферату пытался прийти в себя и переварить столь ошеломляющее известие, снова подала голос Мина, - ради этого праздника мы решили, что вы вправе на сегодняшнюю ночь выбрать одну из нас, а остальные вас даже не побеспокоят. «Каравай-каравай, кого хочешь выбирай…» - некстати всплыла в памяти строчка из старой русской считалки, услышанная когда-то давно еще в Трансильвании от одного путешественника с востока. Возможные последствия подобного выбора вихрем пронеслись в голове вампира, и его нежизнь заранее сделалась ему не мила. Девушки злорадно улыбались. - Ну что? – Интегра нетерпеливо постучала мыском ботинка по стенке гроба. – Твой выбор, Слуга. «Господи, можно мне умереть?» – обреченно подумал Король Нежити. 4. Алукард | Смерть. "Ты меня уважаешь?" Ложный вызов. - Ну ты вообще уже обнаглел! Ты, вообще, меня уважаешь? – раздался откуда-то сверху-сзади звонкий девичий голос, с хорошо заметными капризно-обиженными интонациями. Алукард отвернулся от зрелища медленно затягивающегося пулевого отверстия во лбу Андерсона и поискал взглядом ту, которая осмелилась произнести столь вызывающую реплику в присутствии высшего вампира. Обладательница голоса обнаружилась сидящей на потолочной балке в позе, абсолютно отрицающей здравый смысл и законы гравитации. Поняв, что ее заметили, нагловатая девица соскочила со своего насеста и, перекувырнувшись в воздухе, мягко приземлилась на пол, поигрывая зажатой в руке тускло поблескивающей косой на длинной рукоятке. Полы черного балахона радостно хлопнули ее по щиколоткам. - Ну и что ты так вылупился? – ехидно уточнила девица, подходя и внимательно осматривая уже почти пришедшего в себя Регенератора. – Хотел увидеть костлявую и безносую старуху? Ох уж эти мне людские «предания», - она досадливо поморщилась. – Я это, я. - Это тебя что ли зовут Смерть? – подозрительно спросил вампир, на всякий случай передергивая затвор. - Меня не зовут, я сама прихожу, - оч-чень ласково и радушно улыбнулась барышня, горделиво вздернув курносый нос. – А вот ты хам и невежа. Нехорошо по пустякам дергать и без того занятую девушку. - Ну так кто же знал, что он – Регенератор, - попытался съехидничать Алукард. - Знал, не знал, - нараспев произнесла Смерть, отворачиваясь от Андерсона и подходя к вампиру, - а с тебя теперь десяток новых душ за ложный вызов. Или ты меня совсем не уважаешь? – она нехорошо ухмыльнулась. – А то ведь приду в гости. К твоей обожаемой Хозяйке, например. - Понял, - буркнул носферату уже в спину удаляющейся девице, игриво покачивающей бедрами. «И ведь один раз всего ошибся», - мрачно подумалось Алукарду. Как отрабатывать «должок» и не отправиться в подвал на очередные лет десять, он даже придумать пока не мог. Хозяйка ведь тоже была весьма изобретательна в наказаниях за несанкционированную охоту. 5. Алукард в женском облике | Максвелл. Вальс на приёме. "У вас подозрительно знакомые клыки, сеньорина." Пожалуй, только одно могло примирить Энрико Максвелла с необходимостью присутствовать на этом приеме – возможность понаблюдать за своими потенциальными противниками в обстановке, когда не протоколируется каждое слово и движение. Ведь знание врага – один из важнейших шагов на пути к победе над ним. Заняв относительно удобное для наблюдения место на диване в углу зала, епископ со скучающим видом прислушивался к негромким гулом витавшей по залу болтовне гостей. Едва пригубленный бокал с шампанским, который он меланхолично крутил в пальцах, вместе со священническим одеянием были достаточными аргументами в пользу того, чтобы глава XIII отдела не страдал от избытка внимания любопытствующей публики. Впрочем, сейчас внимание Энрико было почти полностью поглощено всего одной персоной. Высокой и эффектной брюнеткой в длинном вечернем платье приглушенно-алого оттенка, прибывшей на прием вместе с Интегрой Хеллсинг. «Родственница? – пытался угадать Максвелл. – Непохоже, да и нет у этой еретички, насколько я помню досье, близких родственниц почти одного с ней возраста. Тогда кто? Подруга из высшего света? Бывшая однокурсница по Итону? А вот отделу разведки будет над чем поработать ближайшую неделю». Но и на то, что между двумя девушками очень теплые отношения было не слишком похоже. В данный момент они, кажется, довольно бурно спорили, правда, понизив голос так, что до католика не долетало ни одного слова. Но в финале разговора Интегра едва не топнула ногой, удержавшись уже в последний момент, и, старательно пытаясь скрыть раздражение, развернулась и вышла из зала. Брюнетка же передернула плечами и отвернулась к столику с напитками. Епископ никогда не считал любопытство отрицательной чертой своего характера. Наоборот, умение вовремя сунуть нос не в свое дело и знать что-то, чего другие еще не знают, во многом и помогло ему сделать столь стремительную карьеру в Инквизиции. А потому, не раздумывая долго, он решил разузнать побольше об этой интригующей девушке из первых рук. Жестом остановив официанта, Максвелл подхватил с услужливо подставленного подноса еще один бокал с шампанским и двинулся в сторону одиноко стоящей незнакомки. - Могу ли как-то скрасить одиночество столь очаровательной леди? – предельно вежливо поинтересовался католик, протягивая девице бокал. - Благодарю, я предпочитаю красное, - бархатным голосом отозвалась она, оборачиваясь к мужчине. Загадочная спутница Интегры оказалась мало того, что очень высокой – минимум на голову выше руководителя «Искариота» - так еще и очень светлокожей, что особенно удивительно смотрелось рядом с иссиня-черными волосами, роскошным покрывалом укрывающими ее спину почти по пояс. Острые, но правильные черты лица, высокие, словно точеные из белого мрамора, скулы, тонкие губы, изогнутые в чуть насмешливой полуулыбке – она смутно и нечетко напоминала Энрико кого-то, и от этой неопределенности ему еще больше захотелось узнать, кто же эта женщина. Вот только цвет глаз епископу никак не удавалось разглядеть – полуопущенные веки и густые черные ресницы скрывали взгляд его собеседницы. - Прошу прощения, мы не были представлены друг другу, - отставляя уже не нужный второй бокал на ближайший столик, извинился мужчина. – Епископ Католической Церкви Энрико Максвелл. - Полагаю, что имею право сохранить свое имя в тайне, господин епископ, - усмешка девушки стала чуть шире. – Должна же быть в женщине какая-то загадка. «Проклятье!» - бессильно чертыхнулся про себя Энрико. Этикет не позволял ему настаивать, а узнать побольше об этой незнакомке хотелось просто нестерпимо. - Ну конечно, синьорина, - сделав вид, что ничего не случилось, улыбнулся он. – Простите мне мою назойливость, но вы ведь пришли с леди Хеллсинг? Вы ее родственница? - Скажем так, - брюнетка пробежала пальцами по ножке своего бокала с красным вином, но так и не отпила, - кровная связь между нами есть, но правильнее будет называться «другом семьи». - И вы давно знаете леди Интегру? - Достаточно давно. А впрочем, к чему этот допрос, синьор Максвелл? Я могу подумать, что вы шпионите за ней или за мной, - она поставила так и не пригубленное вино на столик и неожиданно предложила с очередной лукавой усмешкой. – Давайте лучше потанцуем. Вы танцуете вальс? - Не могу отказать, когда прекрасная дама приглашает, - Максвелл изобразил церемониальный поклон, протягивая руку девушке и мельком удивившись, что ее пальцы оказались гораздо холоднее, чем он мог ожидать. Фигуры танца он знал досконально, почти бессознательно отсчитывая ритм и шаги. Незнакомка продолжала все так же многозначительно улыбаться и чуть поблескивать глазами из-под полуопущенных ресниц. Чего в этом странном полувзгляде было больше: кокетства или нежелания встречаться глазами – епископ так и не мог понять. - Вы великолепно танцуете, синьорина, - про себя подивившись какой-то очень хищной, но и – одновременно – текучей грации партнерши, снова попытался завязать разговор Энрико. – Вы специально учились бальным танцам? - О да, но это было очень давно, - она снова улыбнулась, на этот раз растянув уголки губ чуть шире и, словно ненароком, продемонстрировав заостренные кончики вытянутых сильнее, чем у обычного человека, клыков. «Господи, спаси и сохрани! – ужаснулся католик. – Только не говорите мне, что эта ненормальная еретичка завела себе очередную нежить!» - У вас подозрительно знакомые клыки, синьорина, - со всем ехидством, на какое был способен в данный момент, вполголоса процедил Максвелл, подумывая о том, как бы побыстрее ретироваться. Разведка-разведкой, но перспектива общения с немертвой и зубастой девицей его устраивала еще меньше. Пусть аналитики и шпионы занимаются добычей данных о ней. - Сомневаюсь, что вы имели удовольствие видеть их в деле, - так же тихо, но уже открыто показывая клыки, ответила брюнетка, наконец, открыв ярко-красные глаза. – Поверьте, это было бы незабываемым впечатлением. Холодные пальцы, словно клещами, сомкнулись вокруг ладоней католика, наливаясь нечеловеческой силой и поневоле отрезая ему пути к отступлению. Все, на что оставалось надеяться – это на то, что вампирша не посмеет напасть при таком скоплении народа. И все, что оставалось делать – это продолжать кружиться с ней в вальсе, хотя уже не совсем понятно было, кто кого «ведет». - Итак, монсеньор, восхитительный прием, не правда ли? – в багровых глазах поблескивали глумливые искорки. – Не хочется умирать в такой восхитительный вечер? Или наоборот – именно так и стоит умирать? В блеске огней, окружении прекрасных женщин и брызгах изысканного вина? У Энрико непроизвольно пересохло во рту от неприкрытой издевки в словах и интонации. Особенно обидно было то, что он сам спровоцировал немертвую, не сумев разглядеть за обманчиво-обольстительной ширмой истинную суть этого существа. - Значит, развлекаешься, Слуга? – рассерженно-едкий вопрос появившейся на пути танцующей пары Интегры Хеллсинг прозвучал как гром среди ясного – не совсем, конечно, ясного, а, скорее, совсем пасмурного – неба. – И что, понравилось заигрывать с моим вампиром, Максвелл? Ты даже не хряк ватиканский, как я погляжу, а просто кобель шелудивый. - Но...?! – даже трудно было понять, чего в этом почти-беспомощном возгласе епископа было больше: то ли недоумения, то ли осознания того, что ошибся еще больше, чем представлял себе. - Позвольте представить, - габонские гадюки хором бы удавились от такой концентрации яда, что прозвучала в голосе леди, - ее зовут Алукард. 6. Интегра | Алукард (в образе собаки) | Майор | Гюнше. Встреча у ветеринара. "Держите своего кобеля подальше!" В современном мире, пожалуй, только два места могут претендовать на звание «Ноева Ковчега»: это зоопарк и… очередь в приемной любой ветклиники. Уж кого тут только не встретишь: и расстроенные пенсионерки, принесшие своих захворавших от возраста кошечек, и суетливые и шумные подростки с хомяками и ручными крысками за пазухами, и гламурного вида барышни с тявкающими из оклеенных стразами «переносок» йоркширами и чихуахуа. Попадаются и серьезного вида крепкие мужчины, у ног которых зло косят по сторонам не менее серьезно настроенные ротвейлеры и овчарки. И все это светопреставление шумит, переругивается, перегавкивается из-за места в очереди и всячески выражает свое возмущение нахождением в подобном месте на всех известных людям и животным языках. Два здоровенных пса – один серый, другой черный – лежали у ног своих хозяев и недобро поглядывали один на другого. Хозяева отвечали друг другу той же взаимностью, что и их питомцы. Если бы взглядами можно было убивать, то, наверное, в радиусе пары-тройки метров от этой странной компании не осталось бы уже ничего живого. - Я всегда считала, что таких неадекватных псин, как ваш, надо кастрировать еще в щенячьем возрасте, - язвительно подала голос Интегра. - Это вы своего идите и кастрируйте, - не менее ехидно откликнулся Монтана, - уж он-то точно попадает под определение «псих». - А мой из щенячьего возраста вышел, когда я еще не родилась. - Вы не поверите, но мой тоже, - с наигранным удивлением всплеснул руками Майор. Собаки смотрели с ненавистью уже не только друг на друга, но и на своих хозяев. И начинали потихоньку сожалеть, что поддались соблазну и устроили-таки эту злосчастную драку в сквере. Теперь вот сидеть тут и ждать, пока добрые и любящие хозяева убедится, что ни один не болен бешенством. Требовалось срочно спустить пар. Желательно на ком-то. Капитан уже начал с неизбывной тоской во взгляде потихоньку подтачивать зубами ножку скамьи, а Алукард, вполуха слушая перебранку людей, принялся «строить глазки» соседям по очереди, то приоткрывая, то снова зажмуривая лишние пары красных глаз. Стойкие духом терли глаза, приглядывались пристальнее и бормотали что-то о нервном переутомлении и «почудится же такое!», нестойкие – крестились и начинали шептать молитвы. - Да у вас не волк, а какой-то бобер! Еще и с наклонностями вандала, - глумливо хихикнула Хеллсинг, заметив подрывную, а вернее «подгрызную», деятельность Ганса и указывая на нее Майору. - Зато ваш, судя по всему, уже половину очереди тут до нервного тика довел. А еще «защитничками людей» себя называете, - не преминул вставить свою шпильку Максимилиан. И тут, благоволением высших сил, из кабинета выскочил здоровенный и явно разозленный волкодав и заметался по коридору в поисках выхода. И на свою беду как-то уж совсем неласково оскалился в сторону едко ругающихся Монтаны с Интегрой. Капитан с Алукардом очень слаженно переглянулись и без единого слова сошлись на том, что именно этот мохнатый переросток сейчас послужит им «боксерской грушей». Дальше все было очень быстро. Когда через пару минут псов сумели растащить, в коридоре осталось очень мало желающих именно сегодня попасть на прием к ветврачу. Особый колорит картине «Тут прошел хан Мамай со всей своей ордой» придавала ухитрившаяся вскарабкаться на самую верхнюю полку стеллажа с рекламой бабулька, так и не расставшаяся со своей кошкой, и девочка-подросток с морской свинкой, упоенно визжащая на одной ноте и забившаяся под чудом устоявшую скамейку. Хозяин волкодава виртуозно и непрерывно ругался, в красках поминая всю возможную родословную как вампира с оборотнем, так и их хозяев, а так же возможные способы появления на свет всех четверых. Зато Хеллсинг с Майором проявили поразительную солидарность и тоже на разные лады поминали недобрым словом того, от кого собака в коридор без поводка слиняла. Ветеринар заперся в своем кабинете и не горел желанием поучаствовать в дискуссии. - А вы вообще держите своего кобеля подальше! – хором рявкнули леди и нацист в ответ на очередное нецензурное предложение отправить их кобелей в рай без пересадок. – А то сейчас держать их перестанем! - А то может он у вас вообще блохастый, - с непередаваемым выражением брезгливости на лице добавила Интегра. - И порода какая-то сомнительная, - задумчиво протянул Монтана. – Я всегда говорил, что чистоту расы надо блюсти даже в мирное время… 7. Алукард | Интегра. Банка соленых огурцов. "Первый поцелуй так же сложно "извлечь"". Они толкались упругими боками, цепляясь друг за друга в сумасшедшей давке, зажатые в тесных и холодных стенах своего узилища. Маленькие, аккуратно подобранные по размеру, зелененькие и с пупырышками… Ну что ж поделать – была у холодной и сдержанной потомственной британской леди, а по совместительству еще и Хозяйки самого могущественного в мире вампира, одна тщательно не афишируемая ни перед кем слабость. Леди Интегра обожала соленые огурчики. В ее личном рейтинге популярности они стояли лишь на одну строчку ниже сигарилл и пятичасового чая с ароматом бергамота. И в потайном мини-баре в кабинете обязательно стояла небольшая баночка с этими похрустывающими, остро-солеными дарами природы. Даже Уолтеру миледи не доверяла выбор своего любимого деликатеса, всегда сама заезжая в один и тот же маленький магазинчик по пути от Букингемского дворца к особняку. Это было почти священнодействием, когда уже привыкший к визитам постоянной клиентки владелец самолично выходил из подсобных помещений и начинал рассказывать о том, какие на этой неделе завезли корнишоны и, какой именно оттенок вкуса придает та или иная специя рассолу и маринаду. Сообразительный и расчетливый торговец уже давно и прекрасно знал, что «товар» должен быть в небольших банках – ровно таких, чтобы «мисс» могла спокойно защелкнуть застежки кейса с документами и, взяв для видимости пару пачек печенья или мюсли, уйти к ожидавшим ее на улице охраннику и шоферу, расплатившись золотой «Визой». И вот как раз полчаса назад, вернувшись с очередного заседания Рыцарей Круглого Стола, леди Хеллсинг привезла с собой новенькую банку огурцов. С прохладцей бросив секретарю, чтобы ее не беспокоили, девушка заперлась в кабинете, намереваясь хоть с час посидеть в тишине и спокойствии в обществе своей маленькой слабости и понаслаждаться жизнью. И как назло огурчики оказались такими «упрямыми»… Они толкались боками, не то норовя обогнать друг друга и первым попасться на зуб, не то наоборот – категорически не желая вылезать в довольно узкое горло стеклотары. Интегра уже истыкала вилкой как минимум три овоща, но они все равно так и оставались внутри. - Да черт возьми! – раздосадованно выругалась леди, облизывая мокрые от рассола пальцы, после того как и руками не удалось выловить огурчик. – Это нарочно что ли?! - Браво, Хозяйка! – раздались из дальнего угла сдержанные аплодисменты. – Вы очаровательны, когда так сердитесь. - Алукард, - вспыхнула застуканная на месте «преступления» Интегра, - ты когда-нибудь научишься стучать в двери. Но я до этого момента не доживу. - Виноват, миледи, - отвесил иронично-шутовской поклон вампир, подходя к столу и разглядывая виновников столь необычного поведения Хозяйки. – Вот уж не думал, что тайной страстью главы организации окажутся соленые огурцы. Право слово, мисс, это несолидно. - Пошел вон! – рассвирепела Хеллсинг. – И если ты кому-нибудь расскажешь, я тебя не на двадцать, а на двадцать раз по двадцать лет в подвал посажу! На святую воду и чеснок. Маринованный. - Я буду нем, как могила, - ехидно усмехнулся Алукард, снова издевательски поклонившись. – Ах да, Хозяйка! Заметьте – первый поцелуй из девушки так же трудно «извлечь». С остальными будет проще. Главное – первый. 8. Максвелл | Хайнкель. "Вы умеете стрелять, шеф?" Вот уж кого Хайнкель не ожидала увидеть в пустом учебном тире XIII отдела, перекуривая после очередных отстрелянных двух обойм, так это вошедшего в двери епископа. Насколько она знала своего начальника – оружия тот не носил едва ли не принципиально, предпочитая полагаться на нее или Андерсона. И вдруг в тире? Вольф стянула с головы наушники и внимательно посмотрела на Максвелла, ожидая хоть каких-нибудь комментариев с его стороны. Может, он просто ее искал, чтобы новых указаний дать. Энрико спокойно оглядел уже замененные мишени и довольно равнодушно поинтересовался у своей сотрудницы: - Пистолет не одолжите? - Вы умеете стрелять, шеф? – от удивления наемница даже позабыла добавить положенное «ваше преосвященство», протягивая ему «Браунинг». - Сотрудница Вольф, - с оттенком уязвленного самолюбия заметил глава «Искариота» достаточно ловко и умело проверяя, заряжено ли оружие, и досылая патрон в патронник, - между прочим, я тоже проходил начальный курс подготовки для оперативников. Так что можете оставить при себе свои измышления относительно того, что я пистолет только у вас в руках видел. Или желаете на спор проверить, кто лучше стреляет? - Не откажусь, - с лукавой ухмылкой кивнула Хайнкель, заряжая второй пистолет. Стрелком Максвелл оказался довольно посредственным, но в целом достаточно хладнокровным и уверенным. Было совершенно не похоже, что он и представления не имеет, с какой стороны оружие стреляет. Наемница подумала было, что стоит поддаться и не стрелять в том темпе, что она привыкла, да и не целиться особо, но потом решила, что все же несильный «щелчок по носу» епископу не повредит. Пусть понимает, что она не зазря ест свой хлеб, а меткость просто так с потолка не берется. - Ну что же, поздравляю, - произнес Энрико, возвращая ей «Браунинг». Свой проигрыш он воспринял вполне спокойно, как само собой разумеющееся. – Я и не сомневался, что вы лучший стрелок, чем я. - Зато хоть душу отвели, - улыбнулась Вольф. – Заходите почаще. - Вот в этом и была суть, - неожиданно задорно подмигнул он. – Только вам лучше не знать, кого я себе на месте мишени представлял. 9. Андерсон | Интегра. "Прошу тебя, не останавливайся". Танец… Он всегда воспринимал бой как танец. Восхитительный и возбуждающий танец со смертью. Музыка рассекаемого клинками и пулями воздуха, стонущего и поющего вслед за взмахом. Дробное стаккато выстрелов, перезвон разлетающихся осколков, гулкий ритм крови в висках – каждая схватка была единственной и неповторимой, как любой порыв вдохновения. И этот танец начался с сухого хлопка выстрела, словно невидимый дирижер стукнул палочкой по пюпитру, привлекая внимание музыкантов. Первым аккордом звонко хлестнул по ушам удар пули по стали разлетевшегося надвое штыка. - Чего вы пытаетесь добиться, отец Андерсон? – даже ее гневный голос звучал как песня. – Это дело в нашей юрисдикции. Она оказалась прекрасной партнершей для этого смертельного танца, где кровь - расплата за ошибку в подсчете шагов. Уверенная, хладнокровная, каждое движение полно смысла и грации. «Танцуй со мной, Интегра Хеллсинг. Танцуй до тех пор, пока я не убью тебя», - сабля девушки серебристым сполохом чертила замысловатые восьмерки в воздухе и, звеня, сыпала искрами от столкновений с его оружием. «Прошу тебя, не останавливайся», - впервые он испытывал почти физическое наслаждение от схватки. Не чинный вальс, не веселый фокстрот – бешеное и полное безумной, всепоглощающей страсти танго. Греховная, гибельная страсть… Дуновения воздуха на коже от пронесшегося в волоске от лица лезвия – как невесомые мазки перьев роскошного боа. Новый выпад. Парирование. Ответная атака. Ни на йоту раньше, ни на йоту позже. Они скользят по комнате в едином ритме, словно слившиеся в экстазе любовники. Ни один уже не в силах удержаться или отклониться от, словно начертанного музыкой дуэли, «рисунка» этого танго со смертью. Сколько они уже кружатся под призрачным светом луны? Часы, столетия, секунды? Не важно. Сейчас есть только Он и Она. И их безумный, отчаянный, общий дар этой ночи, этой мелодии, что звучит глубоко в душе – их общий танец. Кровавый и яростный, завораживающий и смертоносный. «Только не останавливайся, еретичка, пожалуйста… наш танец так прекрасен…» - он даже не удивился, что девушка успела подставить под молниеносный замах штыков свой клинок, даже когда он уже припер ее к стенке, почти нависнув над ней. «Ну же, синеглазая танцовщица, чего ты медлишь? Нам осталось последнее па. Прошу тебя, не останавливайся…» 10. Андерсон | Хайнкель. Спор о вреде курения. "Хорошо, я могу бросить. Но с одним условием". - За год в легких человека, который выкуривает пачку сигарет в день, скапливается до 150 миллилитров канцерогенных смол… - Я курю по две пачки в день. Вот уж чего Хайнкель терпеть не могла – от слова «вообще» - так это когда преподобный паладин Андерсон начинал свои «душеспасительные» проповеди. Наемница небезосновательно полагала, что уж со своими вредными привычками типа курения, любви «прополоскать» окончание тяжелого задания в добром шотландском виски и заглядывания за угол прежде, чем завернуть за него, она и сама как-нибудь справится. И когда падре начинал свою пропаганду здорового образа жизни, Вольф становилось тоскливо и скучно. - Курение – причина заболеваний сердца, - не унимался отец Александр. - Угу, - равнодушно согласилась Хайнкель, сделав очередную затяжку. – Не вижу вокруг много кандидатур на мое сердце, печень и прочий ливер. - Ты позоришь звание «воина Христова» своим поведением, - иногда Андерсон был упорнее, чем приснопамятная Валаамская ослица. - Зато я умею быстро бегать и верно брать прицел. Меня в Отделе не за красивые глаза и ангельский голосок держат, - сарказма в голосе наемницы было – хоть отбавляй. - Богохульница! - Реалистка. - Курение – от лукавого! Это грех. - Отче, - вкрадчиво начала Вольф, - если вы в две тысячи сто сорок восьмой раз хотите прочитать мне проповедь о вреде курения, то лучше поберегите свой пыл для более благодарной публики. На меня это уже давно не действует. - То есть, ты курить не бросишь? – раздосадованно уточнил святой отец. - Хорошо, я могу бросить курить, - подумав, отозвалась Хайнкель. – Но с одним условием… - И-и-и? – заинтересованно подбодрил ее Андерсон. - Я брошу курить, когда вы укокошите, наконец, этого чертового вампира Хеллсингов. И ни минутой раньше, - ехидно ухмыльнулась наемница. Так и не суждено было мечтам падре сбыться. Как он ни старался.
Annatary: 11. Андерсон | Максвелл. Записка на холодильнике. "Так вот кто всех объедает! Постыдился бы..." «Бутерброды с колбасой – мои! Кто сожрет – убью! Х.» «Печенье – для всех. Угощайтесь. Ю.» «Спасибо, дочь моя. Было очень вкусно. А.А.» «Уроды! Кто съел мой ланч?! Х.» «Бог велел делиться. Ю.» «Тут еще и ланч был? Не знаю, не видел. А.А.» «Даже печенья не оставили! Х.» «Да быть того не может, его там полкило было. А.А.» «Ничего, я еще напеку. Ю.» «Пока ты напечешь, у меня желудок сам себя переварить успеет! Ушла в пиццерию. С обеда не ждите. Х.» «А как же новое задание? Ю.» «Потéрпите. Вот пусть тот, кто сожрал мои бутерброды, и летит с вами в Палестину. Ладно, вернусь через часок. Х.» «Чревоугодие – грех, дитя мое. А.А.» Оказывается холодильник – это прекрасное место для переписки вечно спешащих по делам и только изредка пересекающихся на своих местах сотрудников. Тем более, если он всего один на весь отдел. И никакой электронной почты не надо. «И чего только не узнаешь о своих подчиненных», - ухмыльнулся Максвелл, разглядывая уклеенную стикерами дверку. В недрах бытовой техники обнаружилась только почти пустая коробка, в которой сиротливо ютилась пара кусков пиццы. «Правильно, Бог велел делиться», - согласно покивал епископ, вытаскивая ее на свет божий. Идти в кафе было лень, а от постной еды в трапезной Ватиканской канцелярии его воротило, как черта от ладана. А потому два куска «Примаверы» были как нельзя кстати. «Спасибо, пицца вкусная. Э.М.», - не удержался и прилепил очередную записку Энрико, надкусив кусок и присаживаясь к столику в каморке, где и была сооружена импровизированная столовая. Не успел глава XIII дивизиона в полной мере воздать должное стряпне поваров соседней пиццерии, как, полязгивая многочисленными штыками в карманах плаща, в комнату буквально ворвался Андерсон, первым делом метнувшись к хол
Annatary: 21. Андерсон | Хайнкель. Навещать в больнице, после ранения. Цветы и фрукты. "А сигареток вы, конечно же, не принесли, Святой Отец?" «Скучно. Скучно-скучно-скучно. Тоска-а-а зеле-е-еная», - на разные лады повторяла Хайнкель, нарезая круги по палате и машинально почесывая скрытую повязкой рану. И кому пришло в голову «заточить» ее в этой больнице? Сквозные ранения в плечо без повреждения костей относятся к категории легких, с потерей трудоспособности на срок около десяти дней. Особенно, если не осложнены инфекцией. А она торчит тут уже третью неделю. «Ну да, мне, конечно, повезло, - в очередной раз хмыкнула наемница, - пару сантиметров вправо – и сустав разбило бы, пяток влево – и вообще можно было бы Шопена заказывать. Но ведь повезло же». И, в конце концов, это не первая дырка в ее шкуре, так что теперь – раскисать на полгода? А главное, было нестерпимо скучно. Первые дни Вольф еще старалась развлекаться просмотром телевизора, но когда поймала себя на том, что пытается уследить за нелегкой судьбой персонажей какой-то бесконечной мелодрамы, разозлилась и послала «ящик» ко всем чертям. Особенно доводил «искариотку» запрет на курение. «Господи, мне же не легкое прострелили!» - безуспешно пыталась она ругаться с лечащим врачом. А еще эти страшные пижамы и халаты… Жутковатого серо-голубого оттенка. Хайнкель уже готова была на диверсию и подкуп персонала, лишь бы ей позволили натянуть нормальные джинсы или брюки в комплекте с рубашкой. С одной стороны, наемнице, в общем-то, было почти безразлично, чем заниматься, пока за это платят – хоть заборы красить, хоть нечисть убивать, хоть в больнице бока отлеживать. Но с другой, она не без причин подозревала, что именно Максвелл настоял на таком длительном «сроке заключения», дабы заплатить поменьше за все дни «больничного». Сам же епископ, скупость которого давно вошла в поговорку в отделе, соизволил навестить свою раненую оперативницу всего один раз, чтобы убедиться, что ее жизни ничего не угрожает, и тратиться на похороны не придется. Зато почти каждый день прибегала Юмико с неизменным пакетом чертовых апельсинов. Вольф терпеть не могла апельсины еще с детства, но, чтобы не обижать добросердечную напарницу, не показывала вида. В результате вся тумбочка у койки была уже доверху забита рыжими фруктами. Хайнкель даже пыталась развлечь себя, кидая их из окна на меткость. Но почему-то главврачу не очень понравились оранжевые ошметки на капоте его машины, и у него состоялся «серьезный разговор» со строптивой пациенткой. Увы, даже он не привел к досрочной выписке. Наемница уже всерьез подумывала о теракте и вынашивала коварные планы, как бы посильнее насолить всему медперсоналу, чтобы у них возникло стойкое и непреходящее желание избавиться от нее. Потому что даже сидеть дома «на больничном» в обнимку с какой-нибудь любимой книжкой и сигаретами было бы в разы приятнее, а уж перевязать и промыть рану она и сама умела не хуже медсестер. Осторожный стук в дверь оторвал Вольф от продумывания очередного плана побега из больницы и стотысячного по счету проклятия в адрес гипотетического «того», кто ее тут заточил. - Да не заперто! - отозвалась «искариотка», оборачиваясь от окна к двери. - Здравствуй, - вот уж кого-кого, а Андерсона Хайнкель в последнюю очередь готова была увидеть на пороге. Паладин явно чувствовал себя несколько «не в своей тарелке», переминаясь в дверях с букетом и очередным пакетом, в котором девушка заранее прозревала наличие новой порции апельсинов. - И вам того же, отче, - ошарашенно выдавила она. – Проходите, не стесняйтесь. - Как ты себя чувствуешь? - падре перестал топтаться на входе и присел на стул у столика, где еще с завтрака тосковала тарелка с недоеденной мерзкой больничной кашей. - Препаршивейше, - съязвила наемница. – Либо свихнусь от скуки, либо сойду с ума от тоски. - Хм, - Андерсон было встревожился, услышав начало фразы, но успокоился, уловив неприкрытую иронию в конце. – Это тебе. - Спасибо, конечно, - Вольф повертела в руках букет, - но зачем мне этот веник? Лучше бы выпустили уже отсюда. А в «посылке» снова апельсины? - Нет, там яблоки. Юмико сказала, что ты их любишь. - Ну надо же! – почти непритворно удивилась Хайнкель. – А что ж она сама мне их не приносит? - В твоем состоянии апельсины полезнее, в них много витамина С, - строго сдвинув брови, нравоучительно произнес священник. - А в капусте его еще больше, - фыркнула девушка. – Что ж вы мне тогда сюда кочаны не таскаете? И в каком это моем «состоянии»? В «моем состоянии» этими апельсинами разве что из окна швыряться уже впору. На спор – кто дальше закинет. - Хайнкель, не будь такой упрямой, - мягко попытался вразумить ее падре. – Ты ранена, тебе нужен покой и медицинский уход. - Я была ранена две недели назад, - отрезала Вольф. – Я, конечно, не регенератор, но от той «дырки» уже одни воспоминания остались и корочка на плече. Чешется, правда, зараза, так, что сил нет. Когда меня уже выпустят? - Тебе надо выздоравливать и набираться сил, - в голосе прорезались нотки попечителя сиротского приюта. - Понятно, - протянула Хайнкель, поняв, что спорить с паладином на эту тему бесполезно. - А сигареток вы, конечно же, не принесли, Святой Отец? – она безнадежно пошарилась по пакету с яблоками. - Не гневи Бога, дочь моя! – сурово нахмурился отец Александр. – Во-первых, курение – грех. А, во-вторых, тебе сейчас это особенно вредно. - Говорят, жить вредно – от этого умирают, - снова съехидничала наемница. – И ничего, живут же все. Андерсон только покачал головой в ответ на это и поднялся со стула. - Ладно, я пойду, а ты поправляйся, Хайнкель. Тебе все еще нужен постельный режим и отдых, чтобы восстановить силы. - Вот дьявол! – раздосадованно чертыхнулась Вольф, подходя к окну, когда паладин вышел из палаты. – Да чтоб вы все провалились со своей заботой! Я домой хочу! А не сидеть в этом склепе! Падре только снова покачал головой, когда ему точно между лопаток ткнулся запущенный из окна третьего этажа апельсин. В отместку Хайнкель издевательски помахала ему рукой и пошла продолжать придумывать планы побега из-под опеки врачей и медсестер. 22. Виктория | Пип. "Не сме
Annatary: 31. Шредингер | Интегра. "Вам кошка не нужна?" Интегра Хеллсинг положила лист бумаги на стол, протерла глаза, снова посмотрела на текст и еще раз поморгала. Ни лист, ни текст не исчезли. Зато появились некоторые сомнения в своей нормальности. «Надо спать больше четырех часов в сутки и желательно не с восьми утра до полудня», - обреченно подумала глава организации. Это ж надо было Уолтеру догадаться дать объявление о том, что «крупной, успешно существующей более ста лет компании требуется курьер для развоза документов» в интернете. То есть курьер-то требовался, но вот уже неделю Интегра не успевала расчищать почтовый ящик от поступавших резюме соискателей, даже при условии того, что они проходили предварительный фильтр в секретариате и непосредственно у дворецкого, а ей пересылалась лишь малая часть. Отчаявшись внимательно прочитать весь этот спам, леди Хеллсинг на собеседование приглашала кандидатов «методом тыка», случайным образом помечая мышкой 10-15 анкет, распечатывая их и отдавая секретарю, чтобы созвонился и назначил время. Но даже это не спасало. Интервью с соискателями занимали непозволительно много времени в и так напряженном графике леди. Правда, от многих олухов спасали свои же оперативники, в случае возникновения каких-либо ЧП имевшие привычку врываться в кабинет начальницы в роли миниатюрных торнадо с громогласными выкриками из серии: «Шесть трупов в Сассексе! Первый взвод уже вылетает!» Особенно хорош был в этой роли неугомонный капитан Бернадотте, никогда не забывавший «заодно» попросить огневую поддержку в лице Серас. Обычно, при виде увешанных с ног до головы оружием солдат кандидаты на вакансию курьера в 95% случаев мгновенно начинали напоминать цветом лица восковые фигуры из музея мадам Тюссо, секунд на пятнадцать впадали в ступор, после чего с вежливыми, хоть и слегка заикающимися, извинениями аккуратно уползали из кабинета. Остальные 5% приходилось выносить. К счастью еще ни разу – ногами вперед. Но это… Интегра, как ни силилась, никак не могла припомнить, чтобы она распечатывала подобное резюме. В коем, вместо имени стоял прочерк, зато была графа «воинское звание» и в качестве даты рождения стоял 1942 год. - Молодой человек, вы, наверное, ошиблись с годом рождения, - все еще не отрываясь от листа, уточнила Хеллсинг, у которой медленно, но верно начали появляться некие нехорошие догадки. - Никак нет, фройляйн Хеллсинг! – бодро отрапортовал «соискатель» звонким подростковым голосом. Леди, наконец, перевела взгляд с анкеты на стоящего перед ее столом кандидата, и Нехорошие Догадки мгновенно мутировали в Очень Нехорошую Уверенность. Вытянувшись во фрунт, в центре кабинета стоял Шредингер собственной персоной. Надежды на то, что это ошибка или просто однофамилец, уже не оставалось – торчащие промеж светлых вихров черные кошачьи уши говорили сами за себя. - Та-ак, - угрожающе начала Интегра, - и что ж тебе, Киса, - она с нажимом произнесла прозвище юного уоррент-офицера, - в своей Бразилии-то не сидится? - Ну, - с притворным смущением потупился подросток, - скучно там. Рип всех ворон перестреляла, с Кэпом вообще даже не поговоришь, Майор только и знает, что речи толкать на утренней перекличке. А Док вечно на мне хочет всякие новые препараты испытывать – уже надоело загибаться от его пилюль. - А у нас значит весело? – иронично усмехнулась Хеллсинг. - Да уж всяко веселее, - оживился сорванец. – Работа живая, с людьми, в коллективе – вон у вас сколько народу по этажам шляется! И опыт у меня есть. Полвека для Майора по всему свету документы развозил – ни один не потерял! И быстрее, чем DHL! – с гордостью добавил он. - Нет, - отрезала леди, представив, какое «веселье» начнется у нее в особняке и казармах, как только тут обоснуется Шредингер. Слухи о проказливом нраве юного дарования курсировали не только в пределах «Миллениума». – Даже не думай. - А я вообще без зарплаты могу работать, только за еду, одежку и ночлег, - жалобно захлопал глазами Киса, которому явно за пятьдесят с лишним лет надоело ходить в шортах, и он в числе бонусов от этой работы уже видел новенькую униформу по образцу солдатского камуфляжа с красочной нашивкой-щитком на рукаве. Ну или хотя бы строгий костюм-двойку для особо официальных визитов. - Нет, нет, и еще раз нет! – помотала головой девушка. С одной стороны, конечно, курьера с такими талантами к скоростной передаче почты и днем с огнем не сыскать было, но с другой… ей никак не улыбалось превратить штаб-квартиру в полигон для новых шалостей вечно-юного гитлерюгендовца. - Ну-у, - мохнатые уши кошкообразного расстроенно поникли. – А может, вам еще кто нужен? Ну там на кухне какой поваренок, или адъютант… я все могу, я способный… - Мне Алукарда позвать? – иронично изогнула бровь Интегра. – Чтобы он тебя отсюда вышвырнул. - Не надо, - испуганно отшатнулся уоррент и снова заканючил в последней попытке разжалобить непреклонную леди. – Ну может… ну хоть что-нибудь… А вам кошка не нужна? – мальчишка моментально преобразился, преданно заглядывая в глаза хозяйки кабинета. – Я, правда, еще не пробовал перекидываться, но я научусь, честное слово! Собачка-то у вас уже есть. Устоять перед такой атакой искренности и обаяния смог бы, пожалуй, только притерпевшийся за годы службы к выходкам Шредингера Ганс. У Хеллсинг такого опыта не было, зато в голове очень быстро родилась идея, как можно будет досадить вампиру, если опять начнет «нарываться на грубость». Потому что ловить Кису, даже с учетом всех талантов ее Слуги, можно было бы до второго пришествия. Злорадно посмеиваясь, леди махнула рукой и размашисто начертала в углу резюме визу «Отделу кадр
Annatary: 39. Пип Бернадотте | Энрико Максвелл. Наручники. «Да у тебя это на лице написано! – Вот уж не думал, что ты умеешь читать» Но хуже всего были эти проклятые наручники… Похищение было произведено с ошеломляющей дерзостью и впечатляющей виртуозностью. Настолько четко, что Энрико поневоле задумывался о том, что в Ватикане завелась «крыса». Потому что незаметно умыкнуть прямо из Папской резиденции епископа, занимающего не самое последнее место в иерархии Инквизиции, когда он возвращался с очередного доклада коллегии кардиналов – для этого надо досконально знать не только план здания со всеми служебными коридорами и помещениями, но и график самого главы XIII дивизиона, и то, что именно в этот день, он разошлет почти всех оперативников по заданиям, решив обойтись без охраны. Легкий укол в шею – и о том, что произошло дальше, Максвеллу приходилось только догадываться, равно как и о том, сколько времени он пробыл без сознания. Пришел в себя он уже только в этом подвале, аккуратно прикованный наручниками к проходившей вертикально от пола до потолка трубе. По расчетам Энрико, сидел он тут уже не меньше недели, если судить по пробивавшемуся через крохотное зарешеченное окошко под потолком свету, периодически сменявшемуся темнотой. Никаких других более-менее убедительных точек отсчета времени у него не было. Похитители отобрали все, что нашли: часы, ремень, вплоть до нательного креста, даже резинку с волос сдернули. Если бы в легких туфлях были шнурки – и их бы выдернули, в этом он уже почти не сомневался. Пленнику оставили самый минимум одежды: рубашку и брюки. Хорошо хоть обуви не лишили. Бетонный пол, несмотря на июль и жару на улице, не собирался даже делать вида, что он теплый, неприятно холодя сквозь тонкую подошву летних туфель. Из «удобств» епископу был предоставлен грязный и гадко пованивающий продавленный матрас, раз в сутки миска совершенно несъедобной на вид и вкус баланды и раз примерно в восемь часов (по его субъективным выводам) визит под конвоем в замызганный закуток, который с большой натяжкой мог именоваться уборной, и то только основываясь на наличии там сантехники. Первые сутки Энрико чуть не выворачивало от одного вида и запаха всего этого, но сидеть или лежать на стылом полу было еще хуже, не говоря уже об отправлении естественных потребностей. Понять, кто же его похитители, не получалось. Все, кто входил в его «камеру», неизменно носили глухие черные шапочки с прорезями только для глаз, из под которых торчали совершенно одинаковые на вид бороды. Сначала он было решил, что они – мусульманские террористы, но, припомнив то, насколько легко изменить внешность при помощи накладной бороды, не стал делать ставку только на это. Тем более что с ним никто не разговаривал. С начальником «Искариота» не разговаривали, но и не церемонились особо. Впрочем, трудно не понять тычок автоматным стволом под ребра, понуждающий «по расписанию» выйти из комнаты для визита в туалет. Ударили его пока что всего один раз, когда епископ попробовал взбунтоваться, требуя переговоров с их «главным». Контакт автоматного приклада со скулой был не слишком приятен. Исходя из того, что его не били и не пытали, Максвелл сделал вывод, что его все же похитили ради получения выкупа. Это, в сущности, не отменяло того, что бандиты могли быть кем угодно и при этом были достаточно хорошо информированы и о его перемещениях, и о внутреннем обустройстве ватиканских помещений. Но если все это ради выкупа, то где же тогда долгожданная свобода? Мысль о том, что Инквизиция не торопится на выручку своему верному слуге, вероятно торгуясь за каждый цент, была… несколько неприятной. И хуже всего были эти проклятые наручники, застегнутые настолько туго, что не то что вывернуться из них было невозможно, не переломав все кости, но уже и кожа, натертая железом, начала воспаляться и кровоточить. Про все остальное Энрико старался просто не думать. И про вонючий матрас, на который можно было лечь, только вытянув руки за голову, и про паек, который он старался глотать быстрее, чтобы не чувствовать вкуса, и про молчаливо-презрительных охранников, не оставлявших его даже в уборной. Но наручники были самой настоящей пыткой… Постепенно Максвелл впадал в безразлично-полусонное состояние. Принесли так называемую еду – нужно съесть, чтобы не умереть с голоду, перестегнули кандалы, чтобы вывести – нужно идти, пока не получил опять прикладом по ребрам или лицу. Равнодушие похитителей к своему пленнику оказалось заразным. Надежда на скорое освобождение таяла с каждым новым днем. В глубине души еще ворочалась и царапалась острыми коготками гордость, вопия о том, что ему самому уже противно от себя – грязного, голодного и униженного, но здравый смысл подсказывал, что, как бы оно ни обернулось, лучше вести себя осторожно и покорно, чтобы лишний раз не провоцировать преступников. Сидеть голодным, но невредимым лучше, чем валяться на бетонном полу с переломанными костями и отбитыми почками. А потому епископ просто предпочел не сопротивляться и не обращать внимания на происходящее. Отомстить он сумеет и потом, если выберется живым из этой передряги. И тогда пощады тем, кто посмел его так унизить, не будет никакой. Только мысли о мести пробивались сквозь апатичное оцепенение, раскрашивая сознание хоть какими-то красками, кроме уныло-серого цвета окружающего его бетона и цемента. Звуки выстрелов и шум в коридоре за дверью уже почти не привлекли внимания пребывавшего в состоянии полусна-полуяви Максвелла. И когда дверь его узилища распахнулась от резкого удара ногой так, что стукнула по стене, и на пороге вместо неизменных конвоиров с закрытыми лицами появился командир оперативников «Хеллсинга», Энрико даже не пошевелился, чтобы встать с матраса, решив, что это просто сон. - Эге… - протянул Бернадотте, разглядывая расхристанного и взлохмаченного мужчину, в котором сейчас было трудно признать всегда аккуратного и ухоженного главу «Искариота». - Ну они тебя и заездили, парень! Идти сможешь? - Д-да, - постепенно осознавая, что происходящее реально, с запинкой произнес католик. – Наверное. Смогу, - уже четче подтвердил он, поднимаясь с матраса. – Только… - Лови, - снова выглядывая в коридор и поводя автоматом по простреливаемой зоне, кинул ему связку ключей «Гусь» и, не оборачиваясь, добавил. – Только быстрее. - Что происходит? – Максвелл с трудом расстегнул ненавистные наручники и, пошатываясь, подошел к наемнику, так и оставшемуся стоять в дверях. - А ничего особенного, - хмыкнул Пип, оборачиваясь и бросая короткий взгляд на старательно растиравшего онемевшие запястья епископа. – Твое начальство так сильно озаботилось твоим исчезновением, что рискнуло попросить помощи у нас. И благодари своего Бога, что у нашего вампира такой хороший слух, что он засек в записи с требованием выкупа гул турбин электростанции. А еще за то, что он мысли читать умеет, и, пошатавшись по вашим городам и весям, выловил того придурка, который неосторожно подумал о том, как славно заживет на свою долю от этого выкупа. Иначе хрен бы мы тебя нашли. И сейчас они на пару с вашим падре устраивают там, - он выразительно ткнул пальцем в потолок, откуда еле слышно доносились звуки выстрелов, ударов и проклятий вместе с навевающим нехорошие мысли глумливым смехом, - очень мало места на этом свете тем, кто тебя украл. Поверь, на это зрелище стоит продавать билеты. - Ясно, - кивнул уже почти пришедший в себя Энрико, выглядывая в коридор. – Значит, совместная операция, на которую согласились и Ватикан, и Британия. - Угу, - подтвердил наемник. – И нам пора сматываться, пока они почти всех на себя отвлекли. Держи, - он вытащил из кобуры пистолет и протянул его Максвеллу, - только не стреляй мне в спину, ладно? - И как ты догадался? – фыркнул епископ, передергивая затвор. - Да у тебя это на лице написано, - усмехнулся Бернадотте. – Равно как и то, что тех, кого падре с милордом не добьют, ты с удовольствием прикончишь. Только вот момент. Нам отсюда побыстрее убраться надо, так что не стоит задерживаться. - Вот уж не думал, что ты умеешь читать, - привычно съехидничал Энрико, покосившись на своего нежданного спасителя и невольного напарника. - Ага, - в тон ему отозвался Пип, выскакивая из-под защиты стены «камеры» в коридор. – А еще считать и писать. Работа «в паре» знакома? - Да, - Максвелл, все еще не выходя из-за косяка дверей, четкой дугой повел стволом по периметру коридора, пока «Гусь» перебежками занимал удобную позицию. Казалось бы давно забытые навыки из «курса молодого бойца» стремительно возвращались, подстегнутые адреналином и предвкушением свободы и мести. - Отлично, теперь ты, - наемник присел на корточки, точно так же «ощупывая» дулом территорию. – На повороте – направо, там лестница. Стреляй во все, что в черном. Прикрывая друг друга, они выскочили на первый этаж. Судя по доносившимся отголоскам панических воплей, вампир с регенератором – хоть и из разных побуждений, но с одинаковым энтузиазмом – предавались любимому развлечению. Резне согласно приказам. Все, кто «против них», должны были умереть, вне зависимости от того, каким богам поклонялись и какие цели преследовали. Выбравшись на улицу и отбежав на полсотни метров от здания, Максвелл позволил себе осесть прямо на землю, не обращая внимания на командные окрики со всех сторон и спешащих из штабного автобуса врачей. - А ты молодец, епископ, - с одобрением сказал Бернадотте, вздергивая католика на ноги за локоть. – Я бы не отказался иметь такого напарника. Пошли-пошли, а то мне премии не светит за твое спасение, если ты тут скиснешь. - Да пошел ты! – беззлобно огрызнулся Энрико, практически повисая на нем от одуряющей и захлестнувшей с головой волны усталости, как только спала адреналиновая горячка. – Я лучше в кабинете своем посижу. Ненавижу все эти «приключения». 40. Пип. Времена "до Хеллсинга". Поиск людей для своей будущей команды. Начало. "Ну так как, с названием определились? Или будут ещё предложения?" - Эй, дамы, чего такие кислые?! Да уж, буд
полная версия страницы